Последний коп открывает передо мной последнюю дверь.
— Мой клиент готов? — спрашиваю его я.
— Ждет, — слышу скупой ответ.
И захожу внутрь.
В маленькой комнате — действительно маленькой по сравнению с только что пройденными мной секциями коридора, с комнатами полицейских и даже с обычными тридцатиметровыми камерами, где проживают одиночные смертники — комната просто микроскопична. Я мог бы прошагать ее за десять шагов, если бы шел вдоль одной из стен и за пять шагов — вдоль второй. Все-таки у длинных ног есть свой плюс, думаю я, и приступаю к своей нелегкой работе.
Я опускаю на голову маску из марли и натягиваю белый медицинский халат. На маленький узкий столик, что стоит рядом с дверцей, я опускаю свой чемодан и набираю на замке код. Чемодан раскрывается, и я достаю инструмент.
Бетонный пол здесь особый. Он прорежен стальными полосами решеток. Под решеткою — сливы. Для крови и потрохов. Они доставят лишнюю жидкость и извлеченные органы в канализацию. На стене — раковина и кран для мойки рук. Моих рук, конечно, а не рук клиента, ведь после встречи со мной, рук у него не останется. В углу стоит специальный клозет, с широким раструбом зева. В раструбе, прямо в воде, блистают нержавеющие ножи, острые как опасная бритва. Я знаю, если туда бросить вырванную с мясом печень, а потом смыть, она пройдет без проблем.
В центре комнаты — стул. На стуле сидит человек. Он полностью обнажен.
Я беру тонкий ланцет и внимательно изучаю его оточенную кромку, затем откладываю. Достаю маленькие никелированные клещи, щупаю пальцами риски на их изогнутых «челюстях». Я улыбаюсь и вспоминаю. В то время как Буш младший швырял артиллерийские бомбы в лагеря беженцев в Пакистане, я изучал науки помельче — прикладную хирургию, например. Но не только ее одну. Когда я окончил училище, ученые голованы, запертые в секретных лабораториях под Иркутском, как раз открыли Хеб-Сед, и мне предложили остаться, чтобы освоить новую, необходимую в связи с клонической реинкарнацией специальность. Профессия эта оказалась чрезвычайно многообразна. В нее вошли криминалистика и анатомия, рукопашный бой и знания фармацевтики, уголовный закон и баллистика, человеческая психология и даже… столярное ремесло.
Говорят, Рамона, сидящего передо мной, с мелкой дрожью в круглых коленях, до поимки называли «стрелком». По вик-эндам, он выезжал за пределы своей деревни — маленького селения где-то на голливудских холмах, со снайперской винтовкой, огромным глушителем и коробкой бронебойных патронов. Он расстреливал проезжающих. Мужчин увечил и убивал изуверским способом, машины скатывал в пропасть. А женщин…
Знаток баллистики и анатомии, зло усмехаюсь я, почти коллега, мать твою, почти коллега.
Отложив клещи, я достаю из-за пояса детройтовский кольт, такой как у копов за соседней решеткой, и обхожу своего клиента по кругу. Он поднимает глаза. В зрачках его плещутся неспокойными волнами то ли мольба, то ли ужас…
Впрочем, какая разница?
— Мистер Крюгер, Уильям Оливер, по прозвищу Рамон, — произношу я бюрократическим речитативом, — два года назад, вы были осуждены Верховным Судом Объединенной Евразии и Русской Америки за совершенные Вами ужасающие преступления против жизни. Общий срок наказания, назначенного за двадцать три умышленных убийства, сопряженных с одиннадцатью случаями изнасилования и жестокого истязания жертвы, составил по совокупности две тысячи триста лет тюремного заключения. Однако пять дней назад, от вас поступила апелляция, с просьбой заменить срок тюремного заключения двадцатью тремя смертными казнями по принципу талиона. Четыре дня назад, Верховный Суд удовлетворил вашу просьбу. Сейчас, мистер Крюгер, я спрашиваю Вас перед непосредственным исполнением приговора: по-прежнему ли Вы тверды в своем намерении и согласны с такой заменой?
Рамон хрипит и кивает. Колени его дрожат все сильней.
— Тогда приступим, — говорю я и немедленно приступаю.
Двенадцать мужчин, подстреленных и изувеченных им, одиннадцать девушек, похищенных, изнасилованных, а затем также убитых — давно воскрешены. ХебСед, есть ХебСед, как любит говорить Джордж, тут нечего больше добавить. Клонические фабрики выпускают по всей планете сотни тысяч здоровых тел — точных копий скончавшихся мертвецов. Приборы считывают матрицы с воняющих трупов в морге и записывают их в новые искусственные тела. С Хеб-Седом — наши мертвецы возрождаются!
