– Давайте пойдем на корму! Там ветер не так чувствуется.
Званцев решительно не понимал, зачем нам вместе идти на корму, и это было написано крупными буквами на его асимметричной физиономии.
Пока Кузина не сообразила, в чем дело, я устремилась к проходу между палубами. У него не было выбора – он пошел следом. Догонять нас не стали. Тем более, что слева по борту проплывала телебашня, и Кузен принялся что-то рассказывать о ней Кузине.
Итак, мы оказались вместе на кормовой палубе. И говорить нам, собственно, было не о чем. Да и молчать – тоже.
Телебашня уплывала. Кораблик резво пыхтел мимо зеленого берега и детей, играющих на янтарном мелководье.
– Ну, как продвигается ваше расследование? – наконец нашла я тему.
– Пока – не очень, – признался Званцев.
– А в чем там, собственно, было дело? Ведь теперь-то уже можно рассказать?
– Дело неприятное.
– А все-таки? Интересно же, ради чего вы с семи утра переполошили весь квартал! Хоть из меня не получился свидетель, ко все-таки? Других толковых свидетелей, кроме той женщины с первого этажа, вы не нашли?
– Вы, наверно, любите читать детективы? – осведомился Званцев. И сделал это довольно высокомерно.
– В качестве психологического практикума, – надменно отвечала я, – и не более того. В этом смысле лучше всего – старый, добрый, классический английский детектив, единство места, времени и действия. И интеллект следователя сомнению не подлежит. Все подозреваемые связаны разнообразными узами. На каждого потенциального убийцу – по главе. К трупу, найденному на первой странице, прибавляется еще два-три. Следователь, пойдя по ложному следу, вовремя спохватывается. Всплывают роковые фамильные тайны. Главное – не влюбиться в следователя и удержаться от заглядывания в последние страницы, где через два дня после преступления разоблачают убийцу и быстренько докладывают читателю мотивы преступления.
Ни одного укола Званцев не понял.
– Ваша правда, – согласился он. – Только у нас, к сожалению, нет этих последних страниц. А то бы мы туда заглянули.
– Значит, это дело все еще висит на вас?
– Ну, висит.
– И что же такое спер человек в темной куртке из «жигуленка» в подворотне?
Званцев как-то загадочно посмотрел на меня.
– У вас не очень четкое представление о сфере действий угрозыска. Я – именно оттуда.
– Ну и что? – как можно безмятежнее спросила я.
– Ничего, Просто поиск воришек не входит в наши функции.
Когда Званцев говорил казенным языком, он делался невыносим. Я заметила это еще тогда, утром.
– Вы хотите сказать, что в подворотне произошло убийство?
– Странная у вас тяга к убийствам, – ехидно заметил Званцев. – Но на сей раз вы, к сожалению, правы. Тогда, ночью, действительно произошло убийство. И если бы вы выглянули в окно, то увидели бы живого, настоящего преступника.
– В моем районе убийство, и соседки ничего не знают?
– Убитый не был жителем вашего района. Видимо, у него здесь были какие-то дела, и он несколько раз оставлял в подворотне машину. Ее и запомнили.
– Но почему же соседки не в курсе?
– Да потому, что на машину с покойником наткнулся наш же сотрудник. Он возвращался домой, и ему показалось странным, что в машине сидит человек. Как вы понимаете, он не стал устраивать в пять утра пресс-конференцию для бабок.
– Он что – мертвый там сидел? – ужаснулась я.
– А не вредно вам сейчас выслушивать такие подробности?
– Наверно, вредно… – опомнилась я.
– Ну, так обойдемся без них.
Мы помолчали, Я осторожно разглядывала Званцева. Этому человеку были противопоказаны меховые шапки – у него и так была большая голова, а еще в шапке – один к одному гриб-боровик. И будь я, ну, не женой, сестрой или тетей Званцева, я бы уж добилась, чтобы он отрастил усы и бороду, если только там у них, в угрозыске, эта роскошь не запрещается. Усы бы выровняли ему линию губ, а борода скрыла асимметричность подбородка. И был бы мужик – ничего себе.
– А какие еще подробности вы можете сообщить? – спросила я. – Сборник голландских детективов а забыла дома, а хочется чего-нибудь этакого. Может, я вам прямо здесь, на палубе, методом дедукции все разгадаю?
