– Сходи к секретарю.
Соня уже рванула вниз, вниз, по ступенькам, на первый этаж…
– Только не стоит этого делать, – добавил русиш, на мгновение прикрыв веки. Вокруг глаз морщинки усталости, кожа шелушится.
– Спасибо.
Ноги отклеились от пола, и все, что представлялось: по ступенькам, крутануться на площадке, звонко гудит кафель первого этажа – стало не таким призрачным. Но что-то еще заставляет, уже отвернувшись, снова посмотреть на учителя.
– А что такое? Почему не стоит?
– Вы уже победили.
И вот тут Соня пошла на самом деле. К лестнице. Под немеющей стопой ребра ступенек кажутся покатыми и можно – скок-поскок – просто скатиться. Первый этаж и правда гулок. Под каблуком кафель звенит. И сквозь этот звон пришло сожаление: почему не осталась, почему не осмелилась спросить, чего испугалась? Что имел в виду учитель? В чем они победили? Разве была война?
Секретаря на месте не оказалось. Соня стояла растерянная, не зная, куда идти. Мерцал экраном монитор, выбрасывал тревожную табличку.
– Что тебе? – ворвалась рассерженная секретарь.
– Мне надо узнать телефон.
– Вы что, Интернетом не умеете пользоваться? – ругалась уставшая женщина. – Или номер школы забыли? У всех есть электронные дневники!
– Ну, чего у вас? – На пороге кабинета возник невысокий полный парень.
– Вот, смотрите, – щедро повела рукой секретарь.
Парень мягко опустился на скрипнувшее кресло, уставился в монитор.
– Что тебе? – снова накинулась секретарь на Соню.
– Телефон новенького нужен. Его нет в электронном журнале.
И женщина вдруг стала еще грустнее.
– Гладкого? Он у нас больше не учится.
Соня испуганно закрыла глаза. Зачем она сюда пришла? Что собралась узнать? Почему не подождала до завтра? У нее была бы еще одна спокойная ночь. Она бы еще какое-то время прожила в заблуждении, что у нее все хорошо.
– Я хочу узнать, что с ним. В какую больницу его отвезли.
– В восьмидесятую, на Парковой. А телефон есть только домашний.
И секретарь стала быстро диктовать цифры, никуда не глядя и не спотыкаясь. Сколько раз она уже сегодня дала этот номер, что запомнила?
– Вишневый бульвар, дом семь, квартира тринадцать.
– Ну что, поздравляю! – напомнил о себе парень за компьютером. – Восстанавливать нечего, будем спасать, что можно. Сейчас диск поставлю. – Он полез под стол к своей сумке. – Молодцы детишки, хорошо развлеклись.
– Вы считаете, что это дети? – Про Соню секретарь забыла. Она уже нависала над парнем.
– Кому еще нужен ваш журнал? – равнодушно пожал плечами компьютерщик.
«Бульвар, семь, тринадцать», – бормотала Соня, перебегая дорогу. За спиной истошно завопила сирена – пронеслась «Скорая».
Восьмидесятая больница на Парковой – вот куда надо идти. Дома может никого не быть. Если Тихон в больнице, родители там. Номера сотового у нее, как всегда, нет. И вдруг совершенно не к месту возник вопрос: «При сотрясении разве можно говорить по телефону?»
Повезло. Она оказалась в приемном покое как раз к пяти – началось время приема посетителей. И о состоянии здоровья ей сказали. Сотрясение, переломов нет, тошнота, ночь продержат в стационаре, понаблюдают, завтра к вечеру или послезавтра выпишут. Пропустить? Почему бы не пропустить? Паспорт есть? Шестнадцать лет исполнилось? Вот и хорошо. Бахилы только надо купить и на лифте подняться на пятый этаж. Палата шестая.
Во взрослых больницах Соня никогда не была. Здесь стоял устойчивый запах волнений и страха. Думалось о смерти. Особенно в старом скрипучем лифте.
Шестая палата встретила застоявшимся духом болезни и печали.
Тихон был весь в белом: белая футболка, белый халат. И сам он был под цвет своим одеждам – бледный.
Около постели сидела худая красивая женщина с утомленным лицом. Рыжие тугие кудряшки падали на лоб, на щеки, она их все время откидывала тонкими длинными пальцами.
– Какие люди! – громко произнес Тихон, и женщина обернулась. А вместе с ней на Соню посмотрела девушка, стоящая около решетки кровати. Она была до того неподвижна, что растворялась в действительности, делаясь незаметной.
– Здравствуйте, – пролепетала Соня, вдруг испугавшись девушки. – Я пришла… – Слова закончились. – Как ты?
