— Выруби эту гребаную музыку, Дерек!
— Ты хотела быть звездой! Ты хотела красивой жизни! Я тебе и дал красивую жизнь, но мир тебя не хотел. Тогда я изменил мир. Что, это разве не красиво? Назови мне хоть одного человека…
— Выруби музыку!
— Замолчи. Не перебивай, когда я говорю, ненавижу, когда ты перебиваешь, когда я говорю, вечно ты затыкаешь мне рот, когда я говорю, помолчи хоть раз в жизни! Так вот, я говорил, что хочу, чтобы ты назвала мне хоть одного человека на земле, который бы сделал это для тебя! Я создал целый мир для тебя, Манон, чтобы тебе в нем было хорошо! А ты говоришь, я поломал тебе жизнь! Но, цыпочка, я поломал тебе жизнь в тот день, когда решил из этого мира уйти. А если бы ты любила меня, я бы не ушел никогда.
— Дай мне пульт.
— Нет, это мой пульт. А правда, Манон, заключается в том, что ты просто дешевка из клипа.
— Неправда!
Она стреляет в колонку, и Реквием умолкает.
— Ты просто гнусная порочная девка, мелкая блядь без чести и совести! Ты бы зарезала папу с мамой, чтобы сняться в ситкоме! Ты бы переспала с Человеком-Слоном, если бы Человек-Слон был кассовым режиссером! Ты бы плеснула кислотой в лицо сестре, если бы твоя сестра прошла кастинг, а ты нет!
— У меня нет сестры!
Она стреляет в другую колонку, и валькирии прекращают полет.
— А как твой аргентинец? Хорошо тогда оттрахалась, шлюха?
— Что?
— Твой аргентинец, игрок в поло, тот, что оттянул тебя, как последнюю сучку, в своем наемном «ламборджини»?
— Да, хорошо оттрахалась, просто отлично, лучше в жизни не было, в ту ночь я орала, Дерек, я перебудила все Монако!
— Ах вот как? — Мой отвлекающий маневр сработал, потому что, пока я визжал и ругался, я добрался до кресла, куда бросил свой плащ, а в правом внутреннем кармане у меня была пушка.
— Ах вот как? Ну-ка повтори, — говорю я и вынимаю револьвер.
— У меня было три вагинальных оргазма!
— Три?
— Три.
— Неправда, — реву я, — ты фригидна!
Я стреляю в колонку, и Лу Рид умолкает.
— Я не фригидна, — отвечает она и стреляет в другую колонку, и Курт Кобейн умолкает.
— Прекрати стрелять по колонкам! — ору я и стреляю сам, рефлекторно, в ту, где играют Guns, и Guns умолкают.
— Нет, — отвечает она, сопровождая слово делом, и хор Красной армии умолкает, и поскольку шума становится куда меньше, я могу говорить, не повышая голоса.
— Знаешь, мне было очень больно, когда я узнал про аргентинца.
Она вздыхает.
— У тебя не найдется кокаина?
— Найдется, на столе, там осталась одна бровь. Левая.
Она встает на колени у стола и убирает волосы, а потом достает из кармана джинсов мятую мелкую купюру. Она сворачивает трубочку, опустив глаза, в ее жестах сквозит усталость, и мне вдруг становится бесконечно грустно.
— Хочешь купюру в пятьсот евро, у меня их полно?
— Нет, сойдет, очень мило с твоей стороны, спасибо, — отвечает она и занюхивает рот, нос и оба глаза.
— Э, ты теперь классно нюхаешь, — говорю я восхищенно.
— Спасибо, — скромно отвечает она, — привычка. У тебя не найдется чего-нибудь выпить?
Я протягиваю ей полупустой мерзавчик.
— Чертовы мерзавчики, — говорит она, — хотела бы я знать, какая сволочь их изобрела.
Потом она пьет из горлышка, а когда отставляет бутылку, смотрит на меня со странным выражением, и я вижу, что она плачет.
— Почему ты плачешь? — спрашиваю я.
— Дерек, ты хоть отдаленно представляешь себе, что значит «поломать жизнь»?
Я роюсь в памяти, но, несмотря на все усилия, ничего не могу себе представить.
— Даже отдаленного представления не имею.
— А «необратимость»?
— Это более или менее гениальный фильм.
— Дерек… ты по-прежнему валяешь дурочку?
Я не знаю, что ответить, поэтому встаю на колени рядом с ней, беру у нее из рук свернутую купюру и вдыхаю почти все волосы разом. Делаю глубокий вдох и, перед тем как взорваться, глажу Манон по волосам, и мы обмениваемся взглядом, просто взглядом, медленным, сияющим, вечным, и в этом просто взгляде есть и наша первая встреча, и ее невинность, и все призраки, что стоят между нами, и умолкший дробный стук шпилек по паркету, и очевидный смысл слов «поломать жизнь», и еще более явный, невыносимый смысл слова «необратимость», и то, что всего этого нет в сценарии, а мне в конечном счете плевать, и моя неоконченная соната, и труп рояля, и наша неоконченная история, и труп с сияющими глазами, и даже пелена слез, и то, что мы пережили вместе, и даже что-то большее, чего мы не пережили.
