— Гарри!
— Что?
— Ты хочешь чего-нибудь выпить?
— Нет.
— Почему?
— Я уже достаточно выпил. И у меня болит голова.
— А ты мне нравишься. Пьешь ты немного, но ты мне нравишься… Знаешь что, Гарри?
— Что?
— Ты мне очень нравишься.
— Ты мне это уже говорила.
— Ну и что? Я буду повторять это столько раз, сколько мне захочется. У тебя вид свирепого бродяги, но ты очень мил… Понимаешь, что я хочу сказать?
— Нет.
Вероятно, было уже около полуночи. У меня страшно болела голова и было отвратительно во рту. «Наверное, она купается в одеколоне, — подумал я. — Им пропахла вся комната».
— Гарри!
— Ну что еще?
— Ты не считаешь, что я немножко полновата?
— Конечно, нет.
— И ты не говоришь это просто так, чтобы успокоить меня?
— Разумеется, нет.
Луна освещала ее теперь почти всю, и я видел, как колыхались ее полные груди, когда она помешивала лед в стакане. Налившиеся и даже несколько перезрелые персики. Пройдет еще немного времени, и они совсем сгниют. Да, через год-два она уже будет настоящей толстухой.
— Налей мне, пожалуйста, Гарри.
Она уже и так достаточно выпила, но я не стал ей возражать и нащупал горлышко бутылки, стоявшей у кровати. Я готов был сделать что угодно, лишь бы она замолчала. Но бутылка оказалась пустой.
— В бутылке нет больше ни капли.
— И все равно я должна выпить.
Долорес сползла с кровати и, шатаясь и напевая, пошла разыскивать себе выпивку. Тошнотворный запах одеколона, смешанный с запахом виски, еще более усилился.
Она наткнулась на что-то в темноте и сочно выругалась. Ругаться она умела не хуже, чем пить. У меня еще больше разболелась голова. Но тем не менее я не пытался уйти. Сам не знаю почему. Она уже здорово накачалась и к тому же была агрессивно настроена. Никогда раньше женщины не оставались недовольными мной, но тут я почувствовал, что спасую.
Она вернулась, неся на подносе кубики льда и бутылку с виски.
— Давай выпьем, Гарри… Добрый старина Гарри… Лучший друг женщин… Где же я посеяла свои сигареты? Гарри, дай мне огонька. Я хочу закурить.
Я включил ночник, она нашла сигареты, закурила и повернулась ко мне.
— Я не очень полная, Гарри?
— Конечно, нет.
«Опять то же самое», — подумал я.
— Ты мог бы ответить и полюбезнее.
Она начала открывать бутылку.
— Знаешь, а ты ведь мог здорово погореть.
— Почему?
— Ты пришел прямо ко мне в спальню. А что, если бы я закричала и стала звать на помощь?
— Не знаю, что было бы… Но думаю, мне удалось бы убежать.
— Ты, наверное, был уверен, что я не буду кричать.
— Нет, я не был в этом уверен.
— И тем не менее ты предполагал, что все будет хорошо?
— Не знаю.
— Не увиливай, Гарри. Ты никогда не решился бы вломиться в чужой дом, если бы не был уверен в этом. И я знаю, что ты обо мне думаешь.
— Не будем об этом.
— Ты считаешь, что я просто-напросто дешевая потаскушка, которая откидывает одеяло на своей постели каждому встречному и поперечному…
— Ты просто выпила лишнего. Лучше помолчи.
— Значит, ты хочешь, чтобы я замолчала, да? Какой же ты подлец! Сперва воспользовался моей слабостью, а теперь даже не желаешь разговаривать! Подлец ты! Подлец!
Она схватила поднос и хотела меня ударить. Я спрыгнул с кровати и, вырвав у нее из рук поднос, хорошенько встряхнул ее, чтобы она хоть немного пришла в себя, а потом бросил на кровать. Она упала на спину и заплакала. Потом, видя, что я собираюсь уходить, попыталась удержать меня за рукав.
