Мы долго сидели на краюшке обрыва, а потом я спросил Серегу:
- Много тут бывает народу?
- Да, - ответил он. - Наши заходят, и приезжих иной год человек до пяти.
Может быть, когда-нибудь острова покроются отелями, автострадами и закусочными, но пока что, путешествуя в этих краях, испытываешь удивительное чувство, что вся их неземная красота принадлежит только тебе.
В последний день моего пребывания на Парамушире мы с начальником милиции поехали на пикник. Поджарив огромного лосося-чавычу и наловив "на отливе" крабов, мы грелись под лучами солнца, впервые за несколько дней вышедшего из-за облаков. По ту сторону пролива тянулся берег плоского, изрытого полевками острова Шумшу, за которым синели горы Камчатки. Я надел маску и отплыл от берега. Под водой росли леса из гигантских водорослей. Бурые ленты уходили на головокружительную глубину и тянулись под поверхностью моря. Под ними было темно и холодно. Мы сбегали к очень красивым Черным озерам в старых кратерах, а когда поехали обратно, еще издали увидели входящий в бухту белый теплоход. Это был "Петропавловск", на котором мне предстояло плыть на Камчатку.
Маленькая баржа-плашкоут отвалила от пирса и направилась к теплоходу. Пятнистые тюлени-ларги плыли рядом, выпрашивая рыбку. Прямо в гавани лежал на спине калан и долбил камнем створки ракушки. Вместо моего знакомого южного кита в заливе собрались длинные черные финвалы, нырявшие в бурых скоплениях планктона, словно гигантские щуки.
На теплоходе мне удалось получить "палубное место" - самое дешевое, но с ночевкой в кинозале. Мы обогнули затопленный морем вулкан Торисима, облепленный птичьими гнездами, и вышли в океан, провожаемые светом маяка японской постройки.
При японской администрации острова были густо заселены. Когда сюда пришли Советы, прежде всего были сожжены поселки, взорваны мосты, туннели, ветровые электростанции, аэродромы и большинство маяков. Сейчас гражданское население (очень небольшое) есть только на четырех островах из пятидесяти, и оно очень страдает от отсутствия мостов, хороших дорог, удобных домов и аэродромов.
Заселяли острова в основном для того, чтобы втереть очки мировой общественности.
Исключение составляет знаменитый "Пентагон" - рыбозавод на Шикотане. Знаменит он своим общежитием, куда каждое лето привозили с материка вербованных женщин, так называемую "сайру". При слове "Шикотан" любой мужчина от Совгавани до Магадана хитро ухмыляется и с мечтательным видом вздыхает: "остров любви..."
В океане штормило. Вдали проплывали южно-камчатские фьорды - хаос гребней, ущелий, черных скал и полосатых от снега вулканов. Очень мрачный пейзаж, хотя, как позже выяснилось, при солнечной погоде там невероятно красиво. Эти пустынные края, где за зиму выпадает до двадцати метров снега, совершенно необитаемы и почти не изучены.
Утро застало наш теплоход на зеркальной глади Авачинского залива. Вокруг расстилался настоящий лабиринт бухт, островов, мысов и скал, а впереди, под двумя огромными, словно висящими в воздухе и прозрачными, конусами вулканов лежал Петропавловск-Камчатский, где меня ждало множество приключений. Но об этом потом, а сейчас
Ужас далекого острова,
история третья,
в которой автор, действуя совместно с КГБ, избавляет жителей поселка от страшной опасности - медведя-людоеда.
Пой, мой бубен, громче пой
Я охотник неплохой,
Время попусту не трачу,
У меня всегда удача.
Охотничья песня алеутов
Когда после долгого пребывания в местах, еще не испорченных цивилизацией, попадаешь в большой город, всегда испытываешь легкий шок. Люди на улицах кажутся бесконечной толпой, воздух - удушливым дымом, а автобус - настоящей душегубкой.
Едва ступив на землю Петропавловска-Камчатского, я сразу начал думать, как бы поскорее с ним расстаться. Между тем из всех городов Союза "Петрик", пожалуй, расположен в самом красивом месте. Изрезанные берега Авачинской бухты, заснеженные вулканы, светлые березовые леса - все это так здорово, что даже не замечаешь барачную архитектуру и характерную для страны Погранзоны разруху.
В городе у меня была куча дел. Сначала отстоял длинную очередь и сдал неиспользованный билет из Южно-Сахалинска. Потом - вторую очередь, чтобы взять билет домой "на через месяц", как выражаются кассиры. Третья очередь, самая короткая в городе, была в столовую горкома, куда пускали почему-то всех (и сейчас остатки свободы еще живы на окраинах России). После этого поехал за тридцать километров в Елизово, в управление Кроноцкого заповедника. Там я бодро зашел в кабинет директора и радостно заявил:
