Но если повезло и что-нибудь подвернулось, то скорее всего едешь в кузове, мотаясь туда-сюда на ухабах, вцепившись в борт до судороги в пальцах и отбиваясь ногами от скачущего по доскам бидона с брагой. Да и в кабине хорошего мало.
Поскольку денег на оплату нет, приходится вести с шофером дружескую беседу, чтобы в конце пути ему не пришло в голову потребовать вознаграждения. Нужно отвечать на дурацкие вопросы ("Как там у вас в Москве Горбачев?") и травить анекдоты - десятки, сотни анекдотов.
И все-таки должен сознаться, что в глубине души люблю этот хулиганский вид транспорта - автостоп. Может быть, именно за его неудобность, ненадежность и непредсказуемость, за тряску разбитых грунтовок и длинные шоферские байки, за сочетание романтики и азартной игры. Вот он возник из-за поворота, дребезжащий грузовик с блеющими баранами в кузове. Миг - и я уже в теплой кабине, арабская музыка тихо льется с кассеты, широкая Аличурская долина послушно ложится под колеса, мохнатые яки провожают нас взглядом, и грозовая туча, зловеще освещенная заходящим солнцем, уже не имеет ко мне никакого отношения.
- Если ты будешь молчать, - прервал мои мысли шофер, - я усну за рулем.
Я мучительно подбирал тему для разговора. Но тут начались стандартные вопросы:
"Сам откуда?" - "Из Москвы." "Из самой Москвы или рядом?" - "Из самой". "У-у-у!
Ну, и как там у вас Горбачев?" - "...". "А с продуктами как?" - вопрос сложный:
скажешь, что хорошо - могут высадить из машины, а сказать, что плохо, я не мог, потому что в то время продукты еще были, а я всегда говорю правду. "С продуктами стало хуже." - "А с водкой?" - "Плохо!"
Машина все катится по плато, мелкие зверушки перебегают дорогу в лучах фар.
Шофер начал рассказывать, как ездил в Фергану во время известных событий. "- Остановила меня толпа узбеков. - Турок? - спрашивают. - Нет, говорю, таджик. - Сбрей, говорят, усы, а то на турка похож. Иначе с губой оторвем. - Хорошо, подвернулся мне гаишник-таджик, научил, как через горы в Таджикистан уехать.
Сказал, если опять толпа остановить попытается - пробивай на полной скорости.
Слава Аллаху, никто не встретился..."
Ночевал я в поселке геологов на окраине Мургаба. Почему-то жители Средней Азии обычно проходили воинскую службу в Москве или области. Сторож поселка был в армии под Москвой. Узнав, что я оттуда, он обрадовался так. словно встретил родного брата. Наутро мы допили все, что осталось с вечера, и я поехал на озеро Рангкуль, в переводе "Радужное".
Действительно, озеро постоянно меняет цвет - оно то зеленое, то черное, то синее, то желтое. Над широкой озерной котловиной одна за другой проходили грозовые тучи, выдувая из покрытой щебнем земли пылевые смерчи. Горные гуси с криком летали над водой. Под отвесной стеной знаменитых рангкульских скал гордо парил на широких крыльях филин. Я поклялся больше не пить и снова посмотрел на скалы. Филин по-прежнему описывал в небе круги, словно беркут. Увлекшись этой странной картиной, я едва не упустил подъехавшую попутку. Почтовый фургон довез меня до Чечектинской биостанции, где мне подвернулась "Нива" с автотуристами из Одессы.
Мы доехали до самого высокого в стране автомобильного перевала Акбайтал и решили взойти на одну из вершин хребта Северный Музкол. По широкой долине ручья "Нива"
поднялась на 5600 м - выше Эльбруса. Можно было бы въехать еще метров на двести, если бы не россыпи камней. По ровной поверхности ледника мы вышли в цирк и взобрались на гребень безымянной вершины. Все восхождение на шеститысячник заняло три часа. Полюбовавшись далекими пиками китайcкого Куньлуня и разноцветными просторами "Крыши мира", мы спустились к машине и, распугивая уларов, покатили к видневшейся внизу ниточке Памирского тракта.
Еще час - и мы стояли на берегу огромного темно-синего озера Каракуль. Соленая вода с силой ударялась в ледяные берега, усыпанные птичьими перьями. Красные утки-огари, тибетские чайки и горные гуси с трудом летели против ветра к местам ночевок на дальних островах. Поднимаясь на очередной перевал, мы видели, как солнце садилось за озеро на острые гребни хребта Зулумарт, торчавшие из багровых облаков. В последней из памирских долин, Маркансу, ветер дул с такой силой, что нес тучи гальки, а машина с трудом поворачивала в наветреную сторону. Мы промчались меж красных скал перевала Кызыларт, и в темноте спустились к приветливым огонькам Алайской долины. Памир, холодная страна сквозняков, остался позади.
