По мнению Г. Федотова, «быть может, никогда ни одна эмиграция не получала от нации столь повелительного наказа – нести наследие культуры». А приписываемое Зинаиде Гиппиус выражение Н. Берберовой «Мы не в изгнании, мы в послании» стало общеэмигрантским лозунгом. Понятие «Зарубежная Россия», сформулированное в 1920 году в статье Б.Э.Нольде, включало в себя весь спектр духовной жизни российской интеллигенции, а микрокосмос русского человека в эмиграции отражал довольно долго макрокосмос России серебряного века. Более того, русские эмигранты считали себя единственными наследниками великой культуры прошлого, хранителями традиций, признанными спасти не только страдающую родину, но и европейский мир. В известной речи «Миссия русской эмиграции» И. Бунин говорил об особом провиденческом значении своих соотечественников, которые, несмотря на их малочисленность призваны сыграть немаловажную роль в мировой культуре: «Есть еще нечто, что присваивает нам некоторое значение. Ибо это нечто заключается в том, что поистине мы – грозный знак миру и посильные борцы за вечные божественные основы человеческого существования, ныне не только в России, но и повсюду пошатнувшиеся». Ему вторил Б.Зайцев, считавший, что эмиграция – это была Россия, некие выжимки ее духовные». М. Раев заключает: «Ими владело вполне благородное стремление быть истинной и, следовательно, более плодотворной из двух россий, возникших по воле политических обстоятельств. И сами эмигранты думали о себе не иначе как о «стране» и «обществе » [15; 26].
Надежда на интервенцию и сопротивление советской власти внутри страны вдохновляла русскую эмиграцию вплоть до 1925 г., т.е. в первый период истории ее существования, который Г. Струве определил словом «исход». А. Ренников в воспоминаниях «Первые годы в эмиграции» признался, что своей главной задачей считал издание в Белграде газеты «Новое время», просуществовавшей с 1921 по 1926 г. Ее облик определялся стремлением поддерживать любовь к родине, вдохновлять читателя мыслями о том, что лихолетье скоро кончится и пробьет час возвращения в Россию. Только в 1925 году в Софии вышла его первая эмигрантская комедия «Беженцы всех стран», где изображена типичная эмигрантская семья, напоминающая Интернационал [14; 23].
Россия будущая виделась каждой группе эмигрантов по-иному: как сильное государство, восстановившее в своей духовной и политической жизни идеалы православия, самодержавия и народности, как демократическая республика, где свято соблюдается принцип свободы личности, или как часть евразийской цивилизации, более близкой к туранским степям, чем к западноевропейской культуре. Однако, проповедуя разные пути и способы «спасения России», русские эмигранты сходились в единой мечте увидеть родину, свободную от большевистской власти. Поэтому малейшие попытки примирения вызывали негативное отношение в белом стане. Членов группы «Мир и труд», сменовеховцев, сотрудников газеты «Накануне» и евразийцев подозревали в сотрудничестве с коммунистическими агентами и называли «необольшевиками».
Больше всего симпатий вызывала Россия ушедшая. Российский кондовый быт с урядником и тещей в качестве постоянных объектов сатирического разоблачения, превратился в эмиграции в предмет любования. Для целого поколения изгнанников стала лейтмотивом фраза фельетониста Лоло (Л.Г. Мунштейна) из книги «Пыль Москвы. Лирика и сатира» (Париж, 1931):
Пыль Москвы на ленте старой шляпы
Я, как символ, свято берегу...
Первый период существования зарубежной России был связан с Берлином, Прагой и Белградом, второй начался фактически с 1924 г., когда ее центром стал Париж. Именно сюда из центральной части Западного Берлина, улицы Курфюстендам, переехала большая часть русских изгнанников, создав удивительный «городок» на Сене. Именно здесь более десяти лет бурлила литературная жизнь, шли ожесточенные споры, издавались русские газеты и журналы разных направлений. В 1925 г. именно в Париже состоялся Зарубежный съезд национальных организаций, и появилась газета «Возрождение» (ред. П.Б. Струве), противостоявшая вплоть до 1940 г. «Последним новостям» П.Н. Милюкова. Это событие знаменовало процесс поляризации русской эмиграции, которая при всех ее разногласиях и разбросанности казалась единой в первый период существования [5;17].
