Он на минуту закрыл глаза, потом открыл их и произнес:
— И сказал Каин Господу: «Наказание мое слишком велико. Ты изгоняешь меня ныне с лица земли, и от очей твоих буду я сокрыт. И буду я беглецом и скитальцем на земле, и кто увидит меня, убьет меня». Но сказал ему Господь: «Нет! Кто убьет Каина, тот семижды будет наказан». И отметил Господь Каина печатью так, чтобы никто, увидевший его, не смел его убивать. И пошел Каин, и остался в земле Нод, что к востоку от рая.
Тут Шон перекрестился. Он улыбнулся и сказал, пожав плечами:
— Я не уверен, что это было подходящим текстом, но, по моему, прозвучало вполне подходяще.
— Было просто здорово, — сказал Сэм. — Лучше, чем он заслуживал. Это ведь в переводе короля Джеймса, да?
— Единственный вариант, который я знаю, — ответил Шон.
Я вздохнул.
— Ну что же…
Мы бросили Уилкса в яму. Я использовал еще один патрон, чтобы вдребезги разнести скалу. Джон и остальные, которые присматривались на расстоянии к тому, что мы делали, подошли и помогли нам притащить побольше кусков, чтобы покрыть Кори Уилкса. Мы примерно на три четверти заполнили дыру, чтобы она напоминала как бы провалившийся курган, потом набросали туда земли, которая валялась россыпью неподалеку. Все помогали, кроме Дарлы, и я не мог ее за это порицать.
И на том все кончилось. Мы стояли вокруг, не очень-то скорые на то, чтобы снова залезть в наши машины, нашу путешествующую тюрьму. Я не очень боялся, что Мур что-нибудь выкинет, потому что вокруг были «дорожные жуки».
Дарла смотрела куда-то в пространство.
— Если на свете есть рай, то, по-моему, он должен быть похожим на это место.
Я огляделся кругом. Это была самая похожая на Землю планета, которую мне когда-либо доводилось видеть.
Я мог бы поклясться, что деревья вон в тех, ближних зарослях, были сосны Дугласа. Небо было совершенно голубым, покрытое пушистыми облачками. В воздухе были знакомые запахи, высокие травы были совершенно зелеными, они покачивались на приятном тихом ветерке. Чистый прозрачный ручеек струился в лощинке слева. На дальнем его берегу поднимался мягкий холм — замечательное место для фермы, просто очень милое место.
— Тут чувствуешь мир и покой, — сказала Дарла.
Я смотрел на нее. Потом она стряхнула с себя свои мечты, ответила мне странной улыбкой и отошла прочь.
Винни и Джорджи просто веселились, гоняясь друг за другом по траве, как дети, — да они и были дети, в своем роде.
— Мы приехали домой! — сказала Винни, когда мы спросили ее, куда, по ее мнению, нас везут.
— Домой! — отозвался, как эхо, Джорджи.
Все недоумевали, что они имеют в виду.
Час прошел очень быстро.
— Ладно, ребята, — сказал я. — Наверное, нам надо собираться обратно. «Жуки», наверное, совсем потеряли терпение.
Стоны и охи. Но все послушно залезли обратно.
Прежде чем влезть самому, я посмотрел на несколько машин Мура. Они все это время завистливо смотрели на нас через свои иллюминаторы. Видимо, их двери были запечатаны «жуками» после того, как они выбросили тело.
— Ах, как нехорошо, ребята! — проорал я им. — Будьте паиньками, и вам тоже дадут погулять на следующей перемене.
Они ответили мне озадаченными взглядами. Чего-то он там такое говорит?
Мы увидели процесс на безжизненной планете с тонюсенькой атмосферой двуокиси углерода. Вокруг нас простирались бесконечные равнины оранжевой грязи до самого горизонта.
Мы увидели, как команда «жуков»-дорожных рабочих создала и пустила во вращение цилиндр.
Это было примерно через неделю после нашей остановки. У нас пока не кончилась еда, но большая часть вкусненького уже была съедена. Мы решили, что Муру и его команде куда хуже в этом отношении. Мы получили от них несколько отчаянных вызовов.
Приехав на эту планету, мы обнаружили несколько «жуков», которые раскатывали вокруг, таща странное оборудование, и вообще сновали взад-вперед по дороге. Там, где должен был бы быть портал, скопилось еще несколько машин.
Наши «жуки» согнали нас на обочину неподалеку от дорожных рабочих. Там, на равнине, что-то происходило. Появилась серая тень цилиндра, сперва зыбкая, которая постепенно стабилизировалась, приобрела вес и солидность. Тень все сгущалась и сгущалась, становясь чернильно-черной стрелой, устремленной в небо, на этой планете оранжевое. Постепенно цилиндр приобрел знакомые очертания, то есть не очертания даже, а цвет — словно черный бархат в безлунную темную ночь.
