Так что Гусинский не зайчик. Он не пугливый, но он тоже не понимал своей политической ответственности. Остальные просто пугливы, реально пугливые люди. Они настолько боятся, что их бизнес может быть разрушен, что не понимают: он будет разрушен в любом случае, если политическая ситуация обернется неправильно для бизнеса. Они просто не просчитывают следующий шаг или не хотят считать. Или считают, что все, что можно, возьмем, а потом – хоть трава не расти. Я действительно в этом смысле отличаюсь от них. Я брал на себя ту ответственность, которую они или боялись, или не хотели брать.
СЛужковым я мог установить блестящие отношения, но совершенно сознательно отстаивал свою политическую позицию, полагая, что Юрий Михайлович – зло для страны. Ровно то же могу сказать и о Примакове. В конце концов, у нас много общих знакомых по Академии наук, он академик, я член-корреспондент, найти общий язык с Евгением Максимовичем мне было бы проще, чем, например, Гусинскому. Ведь Примаков воспринимает Владимира Александровича как таксиста, не более того. И Лужков для Евгения Максимовича всего лишь преуспевший лавочник, человек в кепке. Поверьте, мне хорошо знаком менталитет представителей советской элиты, привыкших смотреть на окружающих сверху вниз. Словом, я осознанно не стал договариваться с Евгением Максимовичем. Был момент, когда я единственный выступал против Примакова. Тогда все вокруг только и восклицали: ах, какой классный у нас новый вождь – мудрый, прозорливый!
Я не участвую в разработке кремлевских сценариев. Я самостоятельно всё делаю. В данном вот случае развеиваю мифы о том, кто такой Лужков. Он представал в течение долгого времени человеком безупречным, построившим уникальную экономику уникального города. Я могу сказать, что эта экономика действительно уникальна: она уникально криминальна. Она направлена исключительно на то, чтобы высасывать соки из страны, сводить их в один город, чтобы потом этими ресурсами распоряжался очень ограниченный круг людей. Я очень поддерживал назначение премьером Примакова, который решил очень важную задачу – он реально стабилизировал политическую ситуацию в России. В тот момент это было самое главное. И эту задачу лично Примаков решил своим авторитетом. Политическая ситуация в России была крайне сложная. И в момент назначения Примакова премьер-министром он был очень положительной фигурой. Очень важно, что именно он смог стабилизировать политическую ситуацию. Казалось, что он разумно воспользуется этим. Но предположения не просто не оправдались. Они как бы в самой драматической форме переиначились, ровно до противоположности. Именно Примаков стал на самый порочный, самый трагический для России путь. Начались непонятные вроде бы вещи – такое странное правительство, которое должно решить сложнейшую задачу – экономическую. Но чем дальше развивались события, тем больше и больше я понимал, что это правительство не ставит своей задачей решение экономических проблем. Оно просто хорошо понимало, что не существует простых решений, есть только долгосрочные, поэтому самым удобным решением в экономической области является получение кредитов у МВФ.
Но главное – не это. Главное – борьба за власть. И здесь абсолютно четко проявились пять направлений борьбы: Дума, губернаторы, окружение президента, спецслужбы и средства массовой информации. Вот те направления, по которым уверенно продвигалось правительство. Шел реальный перехват, попытка реального перехвата власти по всем этим пяти направлениям.
Одно направление было абсолютно успешно – это Дума. Тогда становился понятен состав правительства. Примакову удалось снять дикое напряжение в обществе – противостояние Думы и исполнительной власти. Эта проблема была решена ценой того, что экономика, конечно, никуда не могла продвигаться, не могла развиваться. Я считал путь, по которому вело это правительство, опасным. Но я не мог сказать, что реально понимал альтернативу, – слишком далеко зашел процесс развала государства в целом. Я не решился так просто сказать: нужно заменить. Но была колоссальная проблема и колоссальная опасность в этом правительстве.