«Гюрза» ударила короткими форсированными очередями. Плечо горело, словно его жгли раскаленным прутом, нога не слушалась, система боевого поддержания жизни перешла на резерв, стимулируя организм из скудного неприкосновенного запаса, зрение на какое-то время прояснилось, одного из двалгов точными попаданиями отшвырнуло в сторону, но остальные неумолимо приближались, перебегая от укрытия к укрытию.
– Илья, продержись! – Голос Хорватова срывался. – Я сейчас!
Тернов снова перекатился, лазерные разряды вспороли компьютерный терминал, полоснули по воротам ангара.
Сознание медленно поддавалось боли, перед глазами вновь возникла красноватая пелена.
Все…
Двалги поднялись в атаку. Они не стреляли, видимо, надеялись взять человека живым.
Новый мощный удар потряс «Танаис», вибрация, судорогой прокатившаяся по палубе, сбила с ног атакующих тварей.
В седьмом ангаре взъярилось пламя.
Илья мысленно потянулся к машине, и системы «Стилетто» с бортовым номером «5» мгновенно откликнулись на мнемоническую команду пилота.
Сегменты брони начали раскрываться, но автоматика не успевала совершить необходимые действия: двалги уже окружали Илью со всех сторон.
Он сжал гранату, коснулся сенсора, слабым замахом перекинул ее через расплавленное лазерными разрядами препятствие. Беззвучный взрыв заставил тварей шарахнуться в стороны, но лишь двое из них получили смертельные осколочные ранения, остальные вновь ринулись к обездвиженному, почти беспомощному пилоту.
В этот миг «семерка» вырвалась из ангара.
Импульсные орудия левого борта ударили серией прицельных одиночных выстрелов. Ближайших к Илье двалгов разорвало в клочья, остальные вдруг начали отступать, даже не отстреливаясь, стремясь укрыться внутри десантного модуля, блокирующего выжженный шлюз.
– Илья, ползи! К машине!
Несколько минут выпали из восприятия.
Илья очнулся в кресле пилот-ложемента. Внешние системы жизнеобеспечения уже подключились к поврежденному скафандру, привели его в сознание.
Боль постепенно отступала.
– Радек?
– Все нормально! Я расчистил шлюз! Стартуем и уходим в газопылевой шлейф!
– Не успеваю… – прохрипел Илья.
– Дай шанс автопилоту!
Тернов мысленным усилием погрузился в пучину прямого мнемонического контакта с системами боевой машины.
«Семерка» взяла короткий разбег, филигранно сманеврировала, вырвалась в космос.
Илья запустил двигатели. Сознание стремительно прояснялось, вернулась привычная собранность, он полностью доверял машине, ощущал «Стилетто» как часть самого себя.
Старт!
Подсистема автоматического пилотирования отреагировала мгновенно, машина резко сорвалась с места, еще секунда – и изуродованная поверхность «Танаиса» начала стремительно удаляться.
Десятки тысяч чужих кораблей окружали станцию, медленно вращалось кольцевое построение крейсеров, «трезубцы» прикрывали их, словно многоуровневый чешуйчатый панцирь, лишь в направлении газопылевого шлейфа между эскадрами армады оставался небольшой разрыв.
Вслед двум «Стилетто» ударили лазеры, но обе машины уже находились вне зоны досягаемости вражеского огня – они стремительно углублялись в новорожденную туманность.
Боевой разворот!
Илья сканировал окружающее пространство. На краю вытянувшегося за «Танаисом» шлейфа его внимание привлекли массы обломков.
– Радек… это «Неустрашимый»?! – дрогнувшим голосом вскрикнул Тернов, получив данные сканирования.
Хорватов несколько секунд медлил с ответом, пытаясь подтвердить или опровергнуть показания датчиков.
– Он вступил в бой с десятью «сферами»… – Илья считывал данные, поступающие от системы анализа, которая опознавала обломки, подсчитывала их количество, восстанавливала исходные формы объектов.
– Я вижу… – Голос Радека дрогнул. – Готовься к прыжку! – неожиданно добавил он.
– Не выйдет! Я не…
– Илья, не спорь! Это приказ! Ты слышишь меня?!
Тернов молчал. Он понимал жестокую логику командира. Кто-то обязан выжить, вырваться, но здравый смысл уже не работал, рассудок отказывал принимать последнюю жертву.
– Ты не прорвешься в одиночку!
– Прорвусь!
«Стилетто» с бортовым номером «семь» внезапно начал набирать ускорение.
Илья почувствовал, как его душа разрывается на части. Вся боль пережитых утрат в доли секунд трансформировалась в дикую, неодолимую, помутившую рассудок ненависть.
