Время, оставшееся до призыва, Виктор всецело посвящал огороду, отрабатывая устроенную отцом барщину, изредка наезжая в город, нервничая из-за обилия Ритиных ухажеров, стесняясь своей несостоятельности и мешая ей учиться. Несмотря на обстоятельства, ввергшие его в немилость, она оттаяла и относилась к Виктору по-прежнему тепло, давая ему понять, что он и есть тот единственный и неповторимый.
А потом за полгода от Риты пришло всего четыре письма, из них три - в первые два месяца его службы. Четвертое пришло только под выпуск из «учебки», в нем Рита извинялась за долгое молчание, жаловалась на тяготы учебы и рисовала ужасные картины подготовки и сдачи выпускных экзаменов.
С выбором института она не спешила, или не спешила говорить Виктору, наивно полагая, что тем самым делает ему лучше. Храмов был уверен, что она непременно уедет учиться в другой город. В их родном для нее ничего привлекательного, в плане учебы, не было. А вдали от родителей - свобода, общага, однокурсники... Виктор это осознавал и злился на себя и на весь окружающий его мир. Может потому и военная служба показалась чем-то лишним, мешающим, особенно после «учебки», когда он приехал в часть, как оказалось, отнюдь не на бал.
В полк его привезли неделю назад, но на должность командира отделения, положенную ему после «учебки», не назначили. Продержав целый день в курилке возле одной из казарм, вместе с другими новоиспеченными младшими командирами Виктора определили за штат и велели делать все, «что прикажут».
Видимо, рожей не вышел, - рассудил он и, недолго погоревав, махнул рукой. Коварная судьба распорядилась так со всеми его товарищами, поэтому падать духом никто не стал и все смирились, надеясь на лучшее и в душе радуясь, что хотя бы получили возможность хоть чему-нибудь научиться в армии.
Командовать Храмов особо и не рвался, к тому же, таких как он, неприкаянных, в полку было несколько. Простояв в наряде по роте два дня кряду и получив на орехи, неизвестно за что, и ото всех подряд, он был отправлен на полигон, где весь полк копался, по слухам уже с месяц, готовясь к чему-то грандиозному. Там Виктор поступил в распоряжение старшины, - возил, грузил, таскал, охранял. В общем, был практически универсальным солдатом.
И вот, небольшая колонна из четырех военных грузовиков ехала по когда-то асфальтированной, а теперь раздолбанной дороге все дальше вглубь полигона. Пыль была везде, клубилась в воздухе, лезла в нос, рот, глаза, под одежду и бороться с ней не было никакой возможности. Те, кто сидел в кунге последней машины, изнывали от духоты, а кто в закрытых тентом кузовах -от пыли. Виктор, закрыв глаза, дышал через раз, периодически задерживая дыхание. Они с парнем, имени которого Храмов не знал, восседали на ротных бачках с обедом, втиснутых между заваленной всяким барахлом скамейкой и пирамидой тяжеленных ящиков с боеприпасами. Ящики сползали один с другого, норовя придавить парней на поворотах и ухабах.
Наконец колонна остановилась. Лейтенант, ехавший в головной машине, долго не подавал признаков жизни, и все, мечтая быстрее вырваться из этой душегубки на воздух, терпеливо ждали его команды. Пыль, хорошо видимая в лучах солнца, пробивающегося сквозь дырки в тенте, оседала на всем, что находилось в кузове.
- К машине! - наконец послышался голос лейтенанта и Виктор, забросив тент наверх, спрыгнул на дорогу. Поднятая машинами пыль уже успела осесть и с высоты холма, на котором остановилась колонна, позиция их роты была видна как на ладони. Механики с утра уже успели пригнать БМП-шки и три танка, а пацаны в мокрых от пота майках, чумазые, лениво бросали землю, выравнивая траншеи и окопы, клали дерн, таскали и укладывали жерди. Больше всего не повезло танкистам, возившимся в своих огромных окопах, но низкорослые танкисты, не в пример пехоте, усердно и аккуратно орудовали лопатами. А их взводный, старлей, живо ходил вдоль позиций и давал указания.
- Эй, ты! - услышал Виктор. Он обернулся на голос и увидел идущего к нему старшину. - Да, да, ты! - крикнул ему старшина, -бегом в третий взвод, зови обедать. Одна нога здесь, другая там!
