— Я тебя, блин, тут отмазываю, как могу, — орал Мишка. — А ты даже мне сказать не можешь, что у тебя произошло!
— Я тебе кто, чтобы перед тобой отчитываться? Твоя девушка? — Машка к тому времени уже окончательно разозлилась. — Нет? Вот и закрой свой рот!
— Нечего мне рот затыкать! Больше в жизни не буду за тебя заступаться!
— Да, хорошо же ты меня отмазал, что эта сарделька целлюлитная минут пятнадцать мне мозг выносил! — сказав это, Машка тут же заозиралась по сторонам: рядом мог находиться Иван Васильевич, а это грозило ей новыми неприятностями. Но его нигде, кажется, не было.
В итоге настроение к концу дня у неё окончательно испортилось, да ещё этот ужасный дождь, который и не дождь вовсе, а так — мелкая раздражающая морось. Дойдя, наконец, до родного двора, она бросила сумку на мокрую скамейку и уселась на неё сама. Никакой малышни во дворе не было, и можно было в относительной тишине просто посидеть одной. Домой идти не хотелось — у мамы сегодня был выходной, и она была уверена, что та снова начнёт мучить её докучливыми вопросами. Так она просидела довольно долго, пока в окнах не начали зажигаться первые огни. Она посмотрела на своё светящееся окно, а потом на соседнее, Настькино — оно было тёмным. Где это она шляется, старая коза? — подумала Машка, и через несколько секунд в конце улочки, ведущей к их дому, показалась знакомая парочка. То есть людей этих Маша, конечно, хорошо знала, но ещё никогда в жизни не видела, чтобы они гуляли друг с другом вот так, парой.
Это были Настасья и Евген. В руках у подруги она разглядела три алые, аккуратно завернутые в целлофан розы. А вот это уже интереснее! Они, кажется, были настолько увлечены своей беседой, что заметили Малиновскую только в тот момент, когда уже поравнялись с ней. Евген смущённо помахал ей рукой и, чмокнув Настю в щёку, скрылся в подъезде. Настасья медленно подошла к Машке и опустилась рядом с ней на скамейку. Некоторое время они посидели в молчании, и редкие капельки дождя, барабаня по укрывавшему розы целлофану, навевали тоску. Наконец Настя произнесла: — Вот… Гуляли…
— Вижу, — Машка ещё сама не решила, как ей на это отреагировать. — Все в тайне, в тайне…
Настя посмотрела на её недовольное лицо и, чуть улыбнувшись, сказала:
— Ты на меня обиделась что ли? Что я тебе не рассказала?
— Да я вообще не из-за этого, если честно. Просто устала очень. День был дурной. Ну и, конечно, да: почему я не в курсе?
— Да я сама была не в курсе! — начала оправдываться Настасья. — Представляешь, он сегодня в институте мне так неожиданно предложил — говорит: не хочешь съездить в Царицыно погулять? А там, Маш, так красиво! И фонтаны, и парк, и усадьба эта старинная. Прямо место для влюбленных!
— Для влюбленных, говоришь? Значит как раз для вас!
— Ой, да ну тебя! — отмахнулась Настя. — Не перебивай меня, вообще. Ну и вот: я опешила, конечно, но согласилась.
— Значит вот так вот просто взял и предложил? — Машка хитро сощурила глаз.
Настасья вспомнила про момент с поцелуем, немного замялась и ответила:
— Да. Вот просто так.
— Ну что же, прикольно. Я рада за тебя. Евген, в принципе, парень неплохой. Лоботряс, конечно.
Они обе засмеялись.
— Пошли домой, Маш. Смотри, у тебя уже все волосы мокрые — висят, как макароны. Ты давно что ли тут сидишь?
И подруги, негромко переговариваясь, не спеша направились к своему подъезду.
Оставшиеся будние дни пролетели незаметно и быстро: все были заняты предэкзаменационными хлопотами. Преподаватели старались напоследок донести в ветреные головы студентов крупицы знаний, а те в свою очередь — досдать долги с прошлых сессий, пока не навалились новые. Антон, хотя долгов и не имел, уже сейчас засел за учебники, став на улице редким гостем, поэтому, если вечерами Машка и выбиралась подышать свежим воздухом, компанию ей обычно составляла Настасья или же Таня (если не была занята со своим Вовой делами более интересными). Слава, Семён и Евген обычно пропадали где-то допоздна: иногда втроем, иногда поодиночке в разных компаниях. Тем не менее у Славика дела шли не так плохо (у него было всего пару долгов с прошлого курса), зато у его закадычных друзей ситуация с учебой обстояла не столь радужно. Если Семёну ещё удавалось еле-еле держаться в «середнячках», то Евген умудрился дойти до четвёртого — уже практически пятого — курса с несколькими долгами аж с самой первой сессии, отчего его фамилия периодически появлялась в списках на отчисление. Но, как в своё время мудро заметил Антон: «Никогда не поздно всё исправить, особенно, если знаешь — как».
