Сегодня Пончик отчего-то задерживалась, и Маша начала свою прогулку без неё. Решительно свернув с Дороги, она выбралась на какую-то едва заметную стежку, украдкой петлявшую среди зарослей и камней. Пройдя несколько прогалин и полян с чудной, примятой во все стороны травой, словно здесь бродил и топтался кто-то огромный и неповоротливый, она смело зашагала в самую чащу леса.
Настроение было не хорошее и не плохое — просто какое-то странное чувство витало в голове, и не хотелось никого ни видеть, ни слышать. Хотелось побыть одной. Со своими переживаниями и думами, когда никто не тревожит, и между тобою и небом над головой — только бесконечное покрывало зеленой, вечно волнующейся и трепетливо беспокоящейся листвы. Возможно, что медведица почувствовала Машино настроение и предпочла не показываться. «Уверена, Понча на меня не обидится» — подумала Маша и чуть улыбнулась самой себе.
В своих долгих прогулках по зеленым чащобам Мария познакомилась и подружилась со многими волшебными деревьями, подобными Старому Клёну. Она подолгу беседовала с ними, слушая их удивительные и всегда такие странные рассказы о жизни, о сути бытия, об окружающей реальности, которые очень сложно было понять (и принять) двуногим существам. Она теперь знала очень многих зверей и птиц, обитавших здесь, и нигде не чувствовала себя настолько спокойно и защищенно, как в этом удивительном месте.
Пройдя уже достаточно далеко по множество раз петлявшей тропинке, Малиновская раздвинула перед собой низко нависающие ветви и оказалась на небольшой прогалине, по которой в некотором беспорядке были разбросаны поваленные стволы. Деревья упали уже довольно давно — наверное, от какого-нибудь старого урагана — потому что часть из них медленно начинала превращаться в мокрую труху.
Выбрав себе место посуше, она села на траву, облокотившись усталой спиной о шершавую, но такую теплую поверхность огромного древесного ствола, и прикрыла глаза. Тут же Марию окутало со всех сторон лесное безмолвие и тишина. Лишенная возможности наблюдать, её слух резко обострился, и она начала слышать то, чего никогда нельзя уловить просто так, когда идёшь по лесу: шепот листьев, играющих с ласковым ветром, и потрескивание мелких веточек, ломающихся под ногами бродящих вокруг животных, и вечные вздохи земли. Нет ни страха, ни беспокойства. Никто её не тронет. У каждого живого существа в этом лесу свои дела, и им нет абсолютно никаких забот до приютившегося под деревом человека.
Какое блаженство! Ни тебе грохота машин, ни громкой музыки за стенкой у беспокойных соседей, ни лая собак, ни детского плача, ни перебранок вечно чем-то недовольных старушек. Только абсолютная, совершенная, звенящая тишина. Все великие вещи на этой Земле совершаются в тишине. Потому что в ней нет лжи…
Мария успокоилась, опустив руки и запустив пальцы в мягкую подушку древесного мха. Сердце стало биться неторопливо и ровно. Погрузившись в сокровенные глубины своего разума, она раскладывала в голове по полочкам собственные мысли, наводя в них порядок и извлекая на поверхность то, над чем сейчас можно было подумать, не опасаясь, что тебя кто-нибудь потревожит. Очень увлекательное занятие. Как же всё-таки хорошо, что ей была дарована магия Растений — отныне она не только ощущала себя частью природы, но и сама стала этой Природой.
* * *
Когда весь февраль бушевали метели и стояли лютые морозы, все только и делали, что постоянно жаловались на погоду и ныли о том, как же они хотят тепла. Однако когда в первой декаде марта температура неожиданно поднялась до плюс десяти и огромные сугробы, тая с неимоверной скоростью, превратили все городские улицы и площади Москвы в один сплошной грязно-серый бульон с кусочками льда, люди снова жаловались — теперь уже на обилие талой воды. Люди вообще всегда и всем недовольны: то им не по нраву слишком холодная зима, то чересчур рано наступившая весна.
Конечно, с климатом явно творилось что-то странное, и хотя март по праву считался первым весенним месяцем, всё-таки такая наступившая оттепель была явно ближе середине апреля, нежели хмурым мартовским дням. Передвигаться по городу стало неимоверно трудно — снежные горы уменьшились уже ровно вполовину, и растаявшему ледяному насту попросту некуда было деваться: все тропинки во двориках были переполнены мутной водой, чем-то напоминая при этом венецианские каналы.
