– Ошибся, парень… Есть патроны. Несколько родных уцелело, да пару десятков гильз мне на заказ выточили, из нержавейки. Ничего, стреляет.
Чудо-оружие оказалось ружьем четвертого(!) калибра, выпущенным на Тульском заводе более века назад – в 1894 году. Похоже, и в те времена было оно уникальным – по крайней мере, на манер боевого корабля, имело собственное имя, выложенное потемневшим серебром на ложе: «ГРОМОВЕРЖЕЦЪ».
– И за какой же дичью вы с ним ходите? – полюбопытствовал я.
– Тут подходящей дичи для него не водится, в утку попадешь – в тушке больше свинца, чем мяса… Лежало, от деда оставшись. Иногда ворон шугал – расплодятся проклятые, каркают, по утрам спать не дают… Издалека по стае шарахнешь – как метлой выметает. А нынче, сдается мне, и настоящее дело для ружьеца найдется…
Я подумал, что моя ночная стрельба по неведомой твари, – будь у меня в руках не карабин, а «Громовержец», – могла закончиться куда успешнее… Особенно если зарядить сие оружие возмездия серебряно-ртутной картечью. Любая способность к регенерации имеет свои пределы. Груда кровавых ошметков не регенерируется.
…Мне в тот день везло на старые вещи, создатели коих питали склонность к гигантомании. Громадный чемодан, притащенный в горницу Василием Севастьяновичем, тоже был вполне достоин имени собственного – подобно ружью «Громовержец» и боевым кораблям. Но нарекать его, разбив бутылку шампанского о несокрушимую фибровую поверхность, я не стал – не терпелось ознакомиться с содержимым.
– Вы непременно хотите заглянуть внутрь? – спросил я, намекая: не любопытствуй, не надо, лучше забудь навсегда, что видел и держал в руках чемодан…
Старик намек проигнорировал – молча кивнул.
– Некоторые вещи знать опасно.
– Не знать, милок, еще опаснее бывает…
Ну ладно, я его предупредил. В крайнем случае с памятью Василия Севастьяновича поработают наши суггесторы. Или не с памятью… И не суггесторы… Ликвидаторы.
Ключи Синягин не оставил, замки пришлось взламывать. Впрочем, для конструкции столь внушительных размеров оказались они мелкими и несерьезными, легко поддавшись лезвию складного ножа.
Крышка поднялась. И я разочарованно вздохнул…
4
Чемодан оказался доверху завален бумагами, лежавшими кучей, без какой-либо системы. Вырезки из книг, газет и журналов, пожелтевшие машинописные тексты, фотокопии и ксерокопии архивных документов – старых, дореволюционных, и относительно недавних…
М-да, разобраться в этой груде с лету не удастся. Я взял наудачу одну вырезку (вернее, вырванную из книги страницу), бегло прочитал обведенный карандашом абзац:
«Слышу я, лежит надо мной тяжелое, слышу теплое над лицом, и слышу, забирает он в пасть всё лицо моё. Нос мой уж у него во рту, и чую я – жарко и кровью от него пахнет. Надавил он меня лапами за плечи, и не могу я шевельнуться. Только подгибаю голову к груди, из пасти нос и глаза выворачиваю. А он норовит как раз в глаза и в нос зацепить. Слышу: нацепил он зубами верхней челюстью в лоб под волосами, а нижней челюстью в маслак под глазами, стиснул зубы. Начал давить. Как ножами режут мне голову; бьюсь я, выдергиваюсь, а он торопится и, как собака, грызет – жамкнет, жамкнет. Я вывернусь, он опять забирает. „Ну, – думаю, – конец мой пришел“.
Перевернул – на обороте рукописная пометка: Л. Толстой, «Четвертая русская книга для чтения». Вот уж не знал, что у Льва Николаевича есть этакие натуралистичные, в духе Стивена Кинга, описания.
Василий Севастьянович тоже порылся в чемодане. Спросил удивленно, держа в руках тоненькую потрепанную книжечку:
– И за это людей убивают? За это???
Книга вышла двадцать лет назад в издательстве «Детгиз», в серии «Моя первая книжка», стоила в те времена пять копеек и именовалась «Маша и медведь». Как же, читали: не садись на пенек, не ешь пирожок… Действительно, хранить такую сказку – повод для убийства не слишком веский.
Проще всего подумать, что Синягин был маньяком, безобидно свихнувшимся на медвежьей теме. Валил в одно кучу всё, что хоть как-то касается косолапых… И зацепил невзначай ниточку, ведущую к чему-то серьезному и опасному. Однако моё недолгое знакомство с ним никак не позволяло поставить диагноз «старческое слабоумие». Излишняя самоуверенность – да, этим старый грешил. Переоценил запасы пороха в своих пороховницах…
