Что ни вспомнишь – всё ложь, фальшивка, декорация… Особенно погано оказалось вспоминать маму – которая никогда ею не была. И вся ее любовь к сыну – результат стараний накладывавших гипнограмму суггесторов… Ее странный взгляд, порой устремленный на меня – задумчивый, непонимающий… Ее недельные поездки якобы в санаторий – после которых она возвращалась переполненная лаской и нежностью к своему Сереженьке… Оказывается, не к своему. И не к Сереженьке.
– Кто мое родители? Настоящие? – резко оборвал я Диану.
Она ответила. Я не поверил. Хотя, может, всё так и было – хорошие большие дяди отбили несмышлёныша у плохих больших дядей. Чтобы, когда вырастет, не превратился в оружие, нацеленное в неправильную сторону. Чтобы стрелял куда надо. Может, всё именно так. Но я не поверил. Когда-то турки захватывали славянских детей – сербов, болгар, русских, украинцев. И с раннего детства воспитывали из них воинов ислама. А потом ставшие янычарами выросшие дети приходили на землю отцов – и убивали, убивали, убивали… Не хочу.
Она говорила и говорила – про выбор, который надо делать в жизни, и про знамя, которому присягаешь один раз…
Нет у меня выбора. Всё решено заранее. И не мной. Прощайте, младший агент Хантер. Добро пожаловать в строй, особый агент Кукушонок.
– У нашего знамени нет цвета, – сказал я тихонько, почти неслышно за рокотом двигателя.
Она услышала. Но не поняла.
– Оно насквозь пропитано кровью, – пояснил я. И спустился в каюту, на ходу засучивая рукав…
5
Второй выстрел из гранатомета угодил в борт, совсем рядом с ватерлинией. В здоровенную пробоину тут же хлынула вода. Катер не утонул на прибрежном мелководье – лишь опустился, просел на полметра ниже, но средством передвижения служить уже никак не мог…
«Да и не потребуется нам такое средство, – подумал я. – Потому что нас очень скоро убьют…»
Пули ударяли в гальку и давали замысловатые рикошеты, и я всё ждал: какая из них моя? Но вскоре заподозрил, что в мою – именно в мою – сторону стреляют отнюдь не с целью убить. Прижимают огнем к земле, не более того. Похоже, меня ожидает беседа с Альбертом Ивановичем, который докажет как дважды два, что остальные подлецы, а уж его-то знамя чистое и святое…
Рассветало, и можно было оценить диспозицию… Слева лежал капитан, имени которого я так и не узнал. Теперь никогда не узнаю – невозможно живому человеку пролежать долго в такой неестественной позе, с расползающимся вокруг головы кровавым пятном.
Справа звучали пистолетные выстрелы – Генка и Скалли вели ответный огонь, всё более редкий. А может, уцелел лишь один из них – изгиб берега не позволял разглядеть.
В любом случае у них шансов никаких. Стоит выйти из-под прикрытия невысокого берегового откоса, – неважно, броситься вперед в самоубийственную атаку или попытаться уйти вплавь по Кети, – не первая, так вторая очередь противника достигнет цели.
А наша супергерл, особый агент Диана, похвалявшаяся шутя одолеть полтора десятка охранников, даже не сумела добраться до берега… Рухнула в воду, первой попав под пули. И не успела вернуть мне пистолет и нормальные патроны. Хотя зачем? Когда экспериментаторы выясняют отношения, морским свинкам вмешиваться не положено… Но с оружием в руках появился бы призрак выбора. Пустить пулю в висок и оставить всех в дураках. Жгучее желание – пусть всё хоть как-то кончится! – росло и крепло.
Стрельба стихла – замолк один автомат, второй, третий… Тишина. Звенящая, пронзительная. Голос Дианы:
– На катер, за грузом, быстро! Ничего еще не закончилось!
6
На ее насквозь мокром комбинезоне пятна крови. Чужой, наверное. Неважно.
Здание зарылось в землю – с реки виден невысокий холм, поросший травой. Лишь вблизи можно разглядеть замаскированные амбразуры. Сектора обстрела во все стороны. Настоящий дот. Вдалеке еще пара небольших бетонных строений.
Ступени ведут вниз. Намокший брезент выскальзывает из пальцев. Скалли матерится. Под ногами куча тряпья, недавно бывшая человеком. Рядом оружие. Я выпускаю груз, поднимаю автомат, перебрасываю через плечо. Он странно легковесен – словно муляж, фальшивка, имитация… Так и должно быть. Вся моя жизнь – фальшивка. Имитация.
