«В настоящее время я много раздумываю над проблемами международного сотрудничества работников науки, которое совершенно необходимо для здорового развития культуры во всем мире… В наши дни существует опасность, что научные открытия, содержащиеся в секрете, могут послужить не всему человечеству, а могут быть использованы в эгоистических интересах отдельных политических и национальных группировок…»
Рассуждения о мировых проблемах и значении науки заканчивались важной припиской, которую Терлецкий тут же внимательно прочел несколько раз:
«…Это письмо передает Вам молодой русский физик Терлецкий. Это молодой и способный профессор МГУ, и он объяснит Вам сам цель своей поездки за границу. С ним Вы сможете передать мне Ваш ответ…»
Приписка эта не очень понравилась Терлецкому, но он промолчал. Капица откровенно дистанцировался от целей, преследуемых Терлецким: «…объяснит Вам сам». Возможно, в этом рекомендательном абзаце Капица намеренно опустил какие-то кодовые слова, которые были приняты в узком кругу мировых ученых для писем, если они пишутся из тоталитарных государств или проверяются жесткой цензурой. Например: «уважаемый друг» или «как мы с вами знаем».
Одним словом, Капица свои хитрым письмом давал понять Бору, с кем он имеет дело, и в то же время продемонстрировал свою непричастность или, точнее, вынужденную причастность к этому делу.
Пока письмо переводилось на английский язык, Капица по-учительски беседовал с Терлецким, с интересом наблюдая за ним. Советовал рассказать Бору о работах советских физиков, не задавать очень много вопросов и просил передать небольшой подарок: две палехские шкатулки. В этот момент в кабинет «случайно» вошел Ландау, руководивший теоретическим отделом. Капица тут же сообщил ему между прочим, что вот-де Терлецкий собирается ехать в Копенгаген к Бору, и можно воспользоваться случаем и передать с ним привет. Терлецкий потом недоумевал и возмущался: зачем Капице понадобилось информировать Ландау о его конспиративной поездке? Но Капица-то и сделал это вполне преднамеренно, чтобы снять с себя причастность к шпионской миссии. Он был уверен, что Терлецкий передаст Бору привет от его блестящего ученика Ландау и, вероятно, расскажет об этой встрече в кабинете. Капица вел свою игру, снисходительно поглядывая на молодого физика. Но Терлецкий относился к операции серьезно и в высшей степени добросовестно…
Через два дня, в ночь с 24 на 25 октября, Берия собрал у себя ведущих ученых и руководителей атомного проекта, чтобы в присутствии Терлецкого подготовить «вопросник для Бора». Присутствовали Ванников, Завенягин, Кикоин, Харитон, Курчатов и Арцимович. Ночное небо за окном было совершенно черным от грозовых туч. Временами грохотал гром. Ученые выглядели усталыми и равнодушными. Но на Терлецкого атмосфера секретности и государственной важности, а также уличные раскаты грома действовали возбуждающе. Он был незнаком с атомной физикой, и первые полтора часа ему все (даже Ванников) наперебой и наспех объясняли свойства изотопов урана, рассказывали о плутонии, об урановом котле (реакторе), об устройстве атомной бомбы. Терлецкий очень старался быть понятливым. Наконец, пятиминутный перерыв. Перекур. Затем все снова уселись за длинный стол. Ванников и Завенягин скучали и почти засыпали от усталости. Терлецкий пытался кратко законспектировать то, что ему рассказали, чтоб разобраться потом, в дороге, или на месте, в Дании. Ученые продумывали и записывали ограниченное число вопросов по самым острым темам. Терлецкий должен был их заучить наизусть.
Берия не вмешивался в ход совещания, не делал никаких замечаний. Время от времени он поднимал жужжащую телефонную трубку. Кому-то советовал: «Помягче, помягче». Другому: «Надо срочно дожать!» Иногда без смысла, автоматически нажимал на широкий выключатель настольной лампы. Включал и отключал. Включал и отключал.
Ученых это совещание поразило своей небрежной спешкой, импровизацией, непрофессиональной подготовкой. Они вообще не видели особого смысла в этой операции, так как справедливо полагали, что сами в данный момент знают о технологических тонкостях не меньше чистого теоретика Бора. Хотя как знать?.. К шести утра были составлены и переписаны начисто
