Гибсон, наконец, заговорил:
- Я знаю Гарольда Прайса и внимательно слежу за его делами. Он один из тех, кто стремится во что бы то ни стало разжечь новую войну. Но он ничем, абсолютно ничем не выделяется из среды себе подобных. И пути борьбы с ним мне ясны - наш народ должен еще энергичнее сказать свое «нет» войне. И народ скажет это «нет», черт побери! Но Уильям Прайс, по-видимому, тип более сложный…
- И он, может быть, более опасен, - заметил Лайт.
- Вот именно, - согласился Гибсон. - Мы не знаем, чем Прайс занимается, но при желании он имеет возможность натворить много бед, за которые всем нам придется отвечать.
- Самое страшное то, что он хозяин урана, - бросил Лайт.
- Но продукция атомной промышленности принадлежит государству, - заметил Нортон.
Гибсон усмехнулся.
- На бумаге, - возразил он. - Урановое сырье принадлежит Прайсу и его друзьям. Органы комиссии по атомной энергии на заводах состоят из служащих тех самых компаний, которым принадлежат заводы. Помимо того, работают тайные частные лаборатории.
- Вы понимаете? - обратился Лайт к Нортону. Нортон внимательно взглянул в суровое, обветренное лицо лейтенанта.
- Я, кажется, понимаю вас… - медленно произнес он. - По-видимому, Прайс строит свои планы именно на этом.
Артур Гибсон продолжал озабоченным тоном:
- Мы должны так или иначе вмешаться в планы Уильяма Прайса. Но для того, чтобы решить, что именно нам следует предпринять, чтобы помешать ему осуществить эти планы, надо знать их содержание.
- А свои замыслы он не открывает даже собственному сыну, - вставил Лайт.
- В том-то и дело. Вы уверены в капитане Гейме? - спросил писатель.
- Как в самом себе, - ответил Нортон. - С ним надо обязательно установить связь.
Гибсон перебил его.
- Все это верно - связь с ним нам необходима. Но ведь пока Гейму удастся проникнуть в планы Прайса, может пройти много времени, а мы не должны сидеть сложа руки.
- Что же вы предлагаете? - обратился к нему Лайт.
- Постараться как можно быстрее разобраться в затеях старого маньяка, - спокойно ответил писатель.
- Да, но ведь мы профаны в атомных делах, - заметил Лайт с огорчением.
Но Гибсон не смутился.
- У меня есть на примете один человек, который будет незаменим в борьбе с Прайсом, - сказал он. - Я имею в виду Эрла Тэйлора. Он инженер, большой знаток атомной физики, долго работал в лабораториях различных институтов. Эрл не захотел делать бомбы и уехал к себе на родину.
- Тэйлор, Тэйлор! - обрадовался Лайт. - Как же, слышал о нем. Он сейчас в опале.
Нортон вспомнил, что и он кое-что читал в газетах об ученом, отказавшемся работать на войну. Тэйлора обвиняли в симпатиях к коммунистам, ему грозили расправой за «измену». Конечно же, инженер Тэйлор сумеет разобраться в затеях Уильяма Прайса.
Нортон облегченно вздохнул.
- Но где и каким образом мы могли бы повидать его? - обратился он к Гибсону.
Тот задумался.
- Самое главное - не надо терять времени, - сказал он решительно. - К Эрлу Тэйлору мы с вами отправимся сегодня же.
- Правильно, - поддержал Лайт. - И я поеду с вами.
Они возвратились в хижину. Таких незамысловатых, сколоченных из бревен и досок легких строений, предназначенных для того, чтобы дать ночлег путнику, или защитить его от непогоды, на Аппалачской тропе построено много.
- Майкл, - позвал Гибсон сына. И когда откуда-то из-под скалы с удочками в руках появился дюжий Майкл, приказал ему: - Готовь машину, проверь мотор. После обеда мы покидаем это место.
Парень молча кивнул и направился к стоящему под навесом потрепанному форду.
Автострада пересекала обширное плато, окруженное горами. Причудливые очертания далеких хребтов со всех сторон скрывали горизонт. Гудронированное шоссе проходило по безжизненной, выжженной солнцем и высушенной ветрами земле.
- Это место называют здесь «Долиной вихрей», - сказал Гибсон Нортону. - Позднее вы поймете, почему оно получило такое название.
Городок, в котором жил инженер Тэйлор, производил довольно жалкое впечатление: каждый второй дом в нем давно был оставлен владельцами. Время сделало свое дело и придало покинутым зданиям вид развалин. Городок обезлюдел. В нескольких милях на восток от него посреди голой равнины возвышалась огромная, неправильной формы гора, на склонах которой даже издали можно было видеть нагромождения камней.
