— И Сегейр-бен-Шейх всегда удачно справлялся с порученным ему делом?
— Сегейр-«бен-Шейх обладает большим опытом и знает безграничную Сахару так же хорошо, как я — мою крохотиую комнатку на вершине горы. Вначале ему приходилось ошибаться. Так, например, во время своих первых экспедиций он привел к Антинее старика Ле-Межа и марабута Спардека.
— Что же сказала Антинея при виде этих плежников?
— Антинея? Она так хохотала, что даровала им жизнь. Сегейр-беи-Шейх был очень смущен ее веселостью. Но с тех пор он уже больше не ошибался.
— С тех пор он ни разу не ошибался?
— Нет. Всем тем, кого он доставлял сюда, я приводила в порядок руки и ноги. Все это были люди молодые и красивые. Но я должна сказать, что твой товарищ, которого привели ко мне после тебя, — лучше всех.
— Почему, — спросил я, меняя разговор, — почему, пощадив жизнь Ле-Межа и пастора, она не возвратила им свободу?
— Она, кажется, нашла для них подходящие занятия, — ответила негритянка. — Но, помимо того, всякий сюда входящий ие должен отсюда выходить. Иначе сюда скоро явились бы французы и, увидев красный мраморный зал, истребили бы всех, здесь живущих. Впрочем, все пленники, доставленные сюда Сегейр-бен-Шейхом, — все, за исключением одного, — и не думали о бегстве, после того как их приводили к Антинее.
— Как долго держит она их при себе?
— Это зависит от них самих и от того удовольствия, которое они ей доставляют. В среднем, два или три месяца.
Смотря по человеку. Один высокий бельгийский офицер, настоящий великан, не прожил здесь и недели. И, наоборот, все еще помнят маленького английского офицера Дугласа Кена, которого она держала тгри себе почти год.
— А потом?
— А потом он умер, — сказала старуха, как бы удивленная моим вопросом.
— Отчего он умер?
Она ответила словами Ле-Межа: «Как и все другие: от любви».
— Да, от любви, — продолжала она: — все они погибают от любви, когда видят, что время их кончилось, и что Сегейр-бен-Шейх поехал за другим. Одни из них умерли спокойно, со слезами на глазах. Они не спали и не ели. Один французский морской офицер сошел с ума. По ночам он пел в своей комнате печальные песни, наполняя их звуками все закоулки горы. Другой, испанец, впал в бешенство, бросаясь на всех и кусаясь. Пришлось его убить. Иные погибли от кифа, который сильнее опиума. Когда пленники лишаются Антинеи, они начинают курить… курить без конца… Большинство умерло именно таким образом… И это — самые счастливые. Маленький Кен умер не так.
— А как умер маленький Кен?
— Он умер смертью, которая всех нас очень огорчила. Я уже сказала тебе, что он жил у нас дольше других. Мы привыкли к нему. В комнате Антинеи, на кайруанском столике, окрашенном в синий и золотой цвет, стоит очень тяжелый звонок с длинным серебряным молотком и рукояткой из черного дерева… Об этой сцене мне рассказала Агида… Когда Антинея, улыбаясь, как всегда, заявила маленькому Кену об его отставке, он смертельно побледнел и застыл перед ней в безмолвной позе. Она позвонила, чтобы его увели. В комнату вошел белый туарег. Но маленький Кен схватил звонок — и через секунду белый туарег лежал на полу с раздробленным черепом. Антинея продолжала улыбаться. Маленького Кена силою увели в его комнату.
В ту же ночь, обманув бдительность своей стражи, он выбросился из окна, находившегося в двухстах футах от земли.
Люди из бальзамировочной мастерской сказали мне потом, что им стоило большого труда привести тело в порядок. Но все же они довольно удачно справились с их делом. Ты можешь в этом убедиться, В красном мраморном зале Кен занимает нишу номер 26.
Старуха утопила свое волнение в стакане вина.
— За два дня до того, — продолжала она, — я приходила сюда убирать ему ногти: это была его комната. На стене, возле окна, он что-то вырезал перочинным ножом на каменной стене. Взгляни, еще видны буквы…
Was it not Fate, that, on this July midnight… 58 В любой другой момент эти слова, начертанные на камне окна, через которое выброеияея маленький английский офицер, наполнили бы мою душу неизъяснимым трепетом. Но в ту минуту в голове моей бродила иная мысль.
