Прошло около месяца, когда была получена неожиданная телеграмма о перевороте, происшедшем в Омске, об аресте Директории и провозглашении адмирала Колчака Верховным правителем. Никакой предварительной информации, освещающей обстановку и поясняющей причины происшедшего переворота и основания для вручения всей полноты верховной власти именно адмиралу, получено не было, и известие о происшедшем явилось для нас совершенно неожиданно. Вслед за извещением о перевороте мною была получена вторая телеграмма о предании военному суду Катанаева, Красильникова и Волкова за арест Директории и убийство одного из членов се. Зная, что все перечисленные офицеры, принадлежавшие к Сибирскому казачьему войску, являлись одними из инициаторов и первых участников вооруженной борьбы с красными, я решил вмешаться в их судьбу и постараться избавить от суда за поступок, носивший высоко патриотический характер.
Мое мнение об адмирале Колчаке было вполне определенно, и я его уже высказал генералу Ноксу. Считая его весьма способным администратором, что он и доказал, проведя коренную ломку в нашем морском ведомстве после Русско-японской войны, признавая его горячую любовь к родине и готовность на всякие жертвы во имя ее, я тем не менее не был уверен, что адмиралу удастся справиться с ролью Всероссийского диктатора в той сложной обстановке столкновения самых противоположных интересов и стремлений, которая создалась в Омске. Вопреки ходячему мнению о несокрушимой воле адмирала и его железном характере, я считал его человеком весьма мягким, податливым влиянию окружающей обстановки и лиц и потому, учитывая его резко выраженные англо-французские симпатии, не сомневался, что адмирал всецело подпадет под влияние наших западных союзников, интерес которых к судьбам национальной России должен был погаснуть вместе с окончанием Великом войны и ликвидацией военного сотрудничества членов противогерманской коалиции.
Поэтому, выражая полную свою солидарность с произведенным в Омске переворотом, я счел своим долгом выразить сомнение в целесообразности назначения адмирала Колчака Верховным правителем вследствие несоответствия его характера и личных качеств тем требованиям, которые должны предъявляться к столь ответственному назначению. Я высказал пожелание видеть во главе правительства генерала Деникина, генерала Хорвата или, наконец, атамана Дутова. Одновременно я просил о командировании всех трех офицеров, арестованных в связи с произведенным переворотом, в мое распоряжение, ручаясь за то, что в борьбе с общим врагом они искупят свою вину и принесут большую пользу родине и Белому делу.
В ответ на эту телеграмму я получил короткий ответ, подписанный генералом Лебедевым; «Не ваше дело вмешиваться в дела Верховного правителя*. Я был в то время командиром отдельного корпуса и потому подобное содержание ответа, отправленного к тому же без всякого шифра, невозможно было истолковать как-нибудь иначе, как умышленный подрыв моего авторитета в глазах армии и населения. После такого шага Ставки я счел необходимым более настойчиво ходатайствовать об освобождении от суда трех офицеров-сибиряков. Текст посланной мною в Омск телеграммы был немного менее резок, чем полученный мною, но я находил оправдание в стремлении спасти жизнь трех казаков, патриотическое выступление которых, совершенно не касаясь личности адмирала, высоко оценивалось мною и всеми национально мыслящими кругами Сибири. Вместе с тем я обратился на имя адмирала Колчака с жалобой на недопустимый тон переписки, который принял без всякого повода с моей стороны его начальник штаба генерал Лебедев. Вместо всякого ответа на эти обращения я был вызван Лебедевым к прямому проводу. Не давая мне никаких объяснений, пи пояснений случившегося, не информируя меня нисколько об обстановке, генерал Лебедев задал мне категорический вопрос о признании моем адмирала Колчака Верховным правителем, а на мое замечание, что прежде я должен получить исчерпывающую информацию и быть ознакомлен хотя бы в общих чертах с намерениями и линией поведения нового правительства, генерал Лебедев прервал разговор и отошел от аппарата. Через два дня после этого я получил текст приказа № 61, которым я объявлялся изменником, отрешался от всех занимаемых должностей и предавался военному суду. Мне инкриминировали разрыв связи между чехами, находившимися в Западной Сибири и во Владивостоке, задержку боевого снаряжения и вооружения, идущего с востока на Сибирский фронт, и, наконец, бунт против существовавшего в стране государственного строя.
