Не только привилегированное дворянство, но и члены императорской фамилии примкнули к заговору, имевшему целью так называемый дворцовый переворот в пользу наследника при регентстве Великого князя Николая Николаевича, и отречение от престола Государя Императора в феврале месяце 1917 года могло совершиться лишь под давлением высших чинов армии.
В конце 1916 года паша дивизия была выведена из Румынии и расквартирована в Бессарабии, в районе города Кишинева. Главная задача, возложенная на дивизию, заключалась в охране железнодорожных узлов и сооружений, а также в поимке дезертиров с фронта, которых в этот период было особенно много. В это время началось оживление на Турецком фронте, и ввиду того, что наши забайкальские полки находились в Персии, я возбудил ходатайство о своем переводе в 3-й Всрхнеудинскнй полк, куда прибыл в январе месяце 1917 года.
Полк был расположен в местечке Гюлъпашан, почти на берегу Урмийского озера. В библейский период это озеро носило название Генисарстского, столь знакомое каждому школьнику по Священной истории.
Полком в это время командовал полковник Прокопий Петрович Оглоблин, бывший мой сослуживец по 1-му Нерчинскому полку, доблестный боевой офицер и георгиевский кавалер. Ныне П.П. Оглоблин является войсковым атаманом Иркутского казачьего войска и генерал-майором и проживает в Шанхае.
3-й Забайкальской отдельной казачьей бригадой, в состав которой входил полк, командовал мой троюродный брат, в то время генерал-майор, Дмитрий Фролович Семенов. Его штаб находился в г. Урмия.
Предполагаемое в то время наступление на Кавказском фронте, из-за которого я перевелся па этот фронт, не развивалось, но я не сожалел о своем приезде в Персию, ибо все же лучше было нести службу на передовых позициях, чем, имея дело с предателями родины, заниматься уловлением дезертиров в тылу армии.
По прибытии в полк я был назначен командиром 3-й сотни, но вскоре вследствие отъезда командира полка в отпуск, за отсутствием более старших офицеров, я вступил во временное командование полком. Это было 10 февраля, и мое командование полком продолжалось до 20 марта, т. е. около полутора месяцев. Итак, по стечению обстоятельств пришедшая революция застала меня на ответственной должности командующего полком.
Телеграфное сообщение об отречении Императора, откровенно скажу, на меня, как и на большинство окружающих, не произвело особенно глубокого впечатления. Причиной этому, помимо моей молодости — мне было в то время всего 26 лет, — послужила также, без всякого сомнения, и та работа, которую проделали в армии многочисленные агитаторы не только из революционного лагеря, но и со стороны вполне, казалось бы, лояльных правительству кругов. Нам, строевым офицерам, усиленно старались привить взгляд на необходимость отречения Императора, добровольно или насильственно, путем дворцового переворота. Ввиду того что со стороны высшего командования не принималось ровно никаких мер для пресечения этих слухов, мы как бы приучались считать отречение Государя Императора и передачу им верховной власти Великому князю Николаю Николаевичу чуть ли не одним из обязательных условий в лучшую сторону, так как имя Великого князя Михаила Александровича в армии и в народе пользовалось популярностью и доверием.
Спокойствие мое впервые было нарушено, когда был опубликован отказ Великого князя Михаила вступить на престол без ясного выявления на то народной воли. Этот последний манифест Императора Михаила невольно наводил на размышления и сомнения в том, что отречение Императора Николая II послужит на благо родины и укрепления ее положения, как старались нас уверить в том. Появление приказа № I и замена Великого князя Николая Николаевича на посту Верховного главнокомандующего окончательно подорвали мою веру в то, что переворот обойдется без особых потрясений.
Пока еще революция мало коснулась командуемого мною полка, В силу давно выработанной в себе привычки поддерживать тесное общение с подчиненными я имел возможность и после революции проводить большую часть времени среди казаков, разъясняя им происходившие события, не опасаясь, чтобы эта моя близость с казаками могла быть кем-нибудь истолкована как заискивание перед революционными солдатами. В результате моих собеседований полк заявил мне о нежелании подчиниться приказу № 1, упразднившему в армии дисциплину и введшему в нее комитеты.