Мы не успели добежать до нее каких-нибудь пяти метров, как невдалеке хлестко щелкнуло - сумеречное поднебесье над полем прорезал огненный след осветительной ракеты. Ракета распустилась несколько в стороне от высоты, небо вокруг широко загорелось холодным, лихорадочно мельтешащим светом. Ослепленные ее неестественно-химической яркостью, мы все же успели заметить, как в изогнутом зеве траншеи в самых различных позах замерли немцы. И тогда где-то рядом с пронзительным треском ударил автомат.
Стараясь не потерять командира роты из виду, я вслед за ним ринулся в траншею. Впотьмах ноги наткнулись на что-то устрашающе мягкое, с брезгливым испугом я отпрянул в сторону, едва не наскочив на командира роты. Ананьев выстрелил, прясел, потом сильно взмахнул оравой рукой - бросил гранату. Не дожидаясь взрыва, я бросился вперед, но Ананьев сильным рывком за палатку осадил меня вниз, в грязную темноту траншеи. Где-то близко, у самой головы, воздух пропорола горячая очередь, тотчас неподалеку оглушительно грохнуло - земля, пыль и тротиловый смрад горячей волной ударили в лицо.
- Вперед! - крякнул Ананьев. - Наша берет! Гранатами огонь!
Повсюду на высоте в суматошной трескотне зашлись автоматы, хотя кто и откуда стрелял - было не понять. Грохнули одни, два разом, потом три и четыре взрыва – наверно, наши начала швырять гранаты. Ананьев привстал в мелковатой, по грудь траншее, оглянулся и опять прокричал:
- Вперед! Скорей! Наша бере-от!!!
Натыкаясь на повороты траншеи, задевая плечами стенки, мы несколько десятков метров бежали ее ходами. Кто-то бежал впереди, но не понять было - свои или немцы. Но вот совсем рядом в траншее выстрелили - из мрака почти в упор остро блеснуло огненной вспышкой. Ананьев вдруг будто споткнулся и исчез - я даже испугался за него. К счастью, Ананьев тут же вскочил и как раз вовремя. Что-то большое метнулось неподалеку, ротный впопыхах ткнул туда пистолетом. Выстрела его, однако, я не услышал - сам дрожащими руками вскинул над бруствером автомат и пустил вдогонку торопливую, пожалуй, слишком длинную очередь. Затем еще кто-то выскочил из траншеи в поле, кто-то другой на бегу перемахнул бруствер. Тут и там вспыхивали автоматные очереди. На высоте вовсю шел бой, но было похоже - немцы удирали.
Тогда мы прекратили свой слепой бег в траншее и вскочили коленями на мягкие комья бруствера. Поднимаясь, я успел заметить, как вдоль траншеи за нами, пригнувшись, бежали двое, один вскинул автомат, и на его дульном срезе запульсировал огонек очереди. Пахнув в лицо вонючим теплом, очередь визгливо прошла мимо нас, туда, где от траншей наискось бежал кто-то в длиннополой расстегнутой шинели. Ко мне он был ближе. Вскочив, я торопливо выстрелил, тот упал на колено, из-под его рук огненно сверкнуло в нашу сторону. Ананьев вскинул пистолет, однако выстрела не было: наверно, что-то случилось с его «вальтером». Командир роты угрожающе крикнул: «Васюков, бей!», а сам, нагнувшись, обеими руками схватился за пистолет. Приостановившись, я снова тыркнул коротенькой очередью, но, видимо, мимо: немец уклонился, вскочил и стремительно пустился наутек. Ананьев люто выругался. Сквозь треск очередей я отлично услышал его энергичный мат, только у меня также заело - выстрелов не было.
Я клял себя за непростительный промах, но затвор только беспомощно клацал - наверно, опустел диск (и надо же случиться такому в самый неподходящий момент). Я выхватил его из автомата и сунул за пазуху. Но не успел я перезарядить, как Ананьев ринулся впереди прямо на немца. Тогда и я вскочил. На бегу, одной рукой стараясь расстегнуть сумку с магазинами, я не спускал глаз с ротного. Тот что-то кричал. Немец еще раз грохнул торопливым винтовочным выстрелом, однако опять промазал и, пригнувшись, бросился в темень. Винтовка почему-то осталась на земле, Ананьев тут же подхватил ее и, широко размахнувшись, швырнул убегавшему под ноги. Немец споткнулся, едва не упал, но удержался на ногах и обернулся. Наверно, увидев сзади только одного преследователя, он вдруг сделал резкий поворот навстречу, чтобы броситься на командира роты.
