— Тугарин у аппарата, — ответил я.
— А это я, — сказал вампир.
— Однако быстро ты. Неужели пробил?
Ответ прозвучал по-военному чётко и с оттяжкой:
— Та-а-ак точно.
— Ну тогда, майор, докладывай, — в тон ему приказал я.
— Кинь на стол, и топай, — прежде сказал Воронцов кому-то у себя в кабинете, а потом, выдержав паузу, уже мне: — Докладываю. По дорожно-транспортному на Озёрной двенадцатого числа сего месяца имеет место отказ от возбуждения уголовного дела. Потерпевшая, гражданка Мордкович Марина Рудольфовна, пересекала дорогу мало того, что в необорудованном для этого дела месте, так ещё и на красный свет. Это если сухими словами протокола. А говоря, Егор, по-простому, девка сама под колёса кинулась.
— Точно?
— Точно. Свидетелей человек тридцать.
— Мне бы всё равно с водилой перетереть.
— Учёл. Записывай.
Я быстро выхватил из кармана записную книжку и примостился на капоте.
— Готов.
— Игошин Валерий Павлович, — стал диктовать Воронцов, — семьдесят второго года рождения, русский, ранее не судимый. Адрес есть, только он тебе вряд ли пригодится. Парень прописан на Депутатской, в общаге трамвайно-троллейбусного управления, но реально живёт у бабы своей, где-то на куличках. Так что, Егор, советую прихватить фигуранта по месту работы.
— Дельный совет. А где работает?
— В «Автодорспецстрое». Это за супермаркетом по Рабочего Штаба. Знаешь такой?
— Естественно.
— Вот и замечательно. Дуй туда и хватай. Да, чуть не забыл. Черкани на всякий случай, что за парнем закреплён КАМАЗ-самосвал, государственный номер — Кирилл, семьсот пятьдесят семь, Тимофей, Оксана. Теперь уже всё.
— Спасибо тебе, майор, — поблагодарил я от всей души.
— Дерзай, дракон, — сказал в ответ Воронцов. — И не забудь Зёрна подкатить.
— Передам через Крепыша. Лады?
— Годится.
Сказал и отключился.
Вообще-то, до этого звонка вампира я планировал посетить квартиру покойной Эльвиры Николаевны Фроловой, теперь же решил все силы кинуть на розыск ранее не судимого гражданина Игошина. Так рассудил: квартира заведующей отделом поэзии «Сибирских зорь» никуда от меня не денется, всегда осмотреть сумею, а водителя КАМАЗа поймать не так-то просто, строительный сезон в разгаре, самосвалы нарасхват. Короче говоря, начал с наиболее трудной, как мне казалось, задачи. Однако вопреки моим ожиданиям долго искать Валерия Павловича не пришлось. Оказался человеком с тонкой душевной организацией, сразу после несчастного случая ушёл в глухой запой, и в рейс с тех пор ни разу не выходил. Бравая толстуха, командующая вертушкой на проходной «Автодорспецстроя», чрезвычайно высоко оценила мой дежурный комплимент и в благодарность наябедничала, что парень уже четвёртый день безвылазно торчит в девятом боксе и жрёт горькую. Как она образно выразилась, в три горла.
Надышавшись изрядно выхлопами отработанной солярки, но разыскав-таки этот девятый, самый дальний от проходной, бокс, я обнаружил, что Игошин всё ещё там. Правда, он уже не пил, а спал. Умаялся страдалец. Примостился на сваленной в углу бэушной резине, подложил под голову кусок драного поролона, каким автомобильные сиденья набивают, и — спокойной ночи, малыши.
Пристроив зад на безнадёжно лысую шину, я бесцеремонно толкнул Игошина в плечо.
Никакой реакции не последовало.
Тогда я проорал:
— Рота, подъём!
Гулкое эхо прошлось от стены к стене, с железобетонной балки сорвалась и заметалась под крышей стайка голубей, в приоткрытые ворота бокса заглянул мужик с маской сварщика на голове, а Игошину хоть бы хны. Простонал, не открывая глаз:
— Отвали.
И перевернулся на другой бок.
— Хватит хрючить! — крикнул я ему прямо в ухо. На этом не успокоился, схватил за шкирку и потянул. — Вставай давай. Судьбу проспишь.
Шоферюга с торсом циркового силача несколько секунд сидел неподвижно, потом провёл — будто липкую паутину стёр — огромной пятернёй по опухшей, небритой физиономии, взлохматил свалявшиеся кудри и, не поворачивая головы, скосился на меня:
— Ты кто такой?
— Егор Тугарин, — дотронулся я двумя пальцами до полы воображаемой шляпы.
— Чего тебе?
— Поговорить.
Игошин молча сунул лапу в щель между шинами, выудил початую бутылку, протянул мне.
