Вот и всё, подумал я. Вот и всё.
Поднялся неспешно, стёр с лица пепел, стряхнул с волос всю ту дрянь, что налипла при падении, и направился к Архипычу, который с деловым видом что-то уже рассматривал у себя под ногами. Встав рядом, я прокашлялся (во рту было горько, в горле першило) и поинтересовался — а ну как ошибаюсь? — его профессиональным мнением:
— Как думаешь, где они?
— Погибли, — ни на секунду не задумавшись, и с обидным равнодушием ответил кондотьер.
— Уверен?
Он наклонился, поднял с пола и сунул мне то, что при ближайшем рассмотрении оказалось бляхой Варвары:
— При иных раскладах, она бы эту штуку ни за что не бросила.
Машинально приняв под завязку наполненной Силой артефакт, я в следующую секунду опомнился и тут же протянул его назад. Но Архипыч решительно мотнул головой и даже спрятал руки за спину:
— Мне без надобности.
— Как так? — вяло удивился я. — Это же вещдок.
— Зачем мне вещдок, если протокола не будет?
— Почему не будет?
— Потому что расследования не будет.
— Почему?
— А почему мужик в кафтане, а баба в сарафане? — попробовал отмахнуться Архипыч.
— Нет, скажи, почему? — настаивал я.
Он поглядел на меня пристально, силясь понять, издеваюсь или просто туплю. Обнаружил, что издеваться и не думаю, и выдержанно, как уцелевший контуженному, стал объяснять:
— Потому, Егор, что хомм не регистрировался, а ведьма промышляла без предписания и на учёт не вставала. Вот почему. — Тут он для красочности начертил руками в воздухе огромный круг. — Их тут как бы официально и не было вовсе. Пришли без приглашения, и ушли, следов не оставив. И слава богу. Я даже докладывать никому не стану. На кой мне лишняя головная боль. Понял? А бляху, если хочешь, себе оставь. На память.
Спорить я не стал, стёр рукавом пыль с осиротевшего артефакта и сунул его поглубже во внутренний карман куртки. А когда пуговку застегнул, только в этот момент осознал в полной мере, что произошло. Вздохнул: эх, Варвара, Варвара, всё у нас как в той песне грустно и очень обычно вышло. Ушла от меня и в ночь теперь слёзно кричу.
Действительно прорычал от обиды, горечи и бессилия что-то непотребное, взъерошил волосы двумя руками и задал на рикошете вполне себе такой риторический вопрос:
— Скажи, Серёга, отчего так несправедливо всё устроено на свете?
— О чём ты? — наморщил лоб кондотьер.
— Почему нельзя жизнь на жизнь обменять? Как бы, согласись, было здорово иметь право на такой обмен. Это могло бы нас хоть как-то примирить с равнодушием бытия.
— Это ты сейчас о даме из карагота говоришь?
— Нет, я не о Варваре. Её жалко… — Поймав недоверчивый взгляд кондотьера, я повторил твёрдо: — Да, Серёга, жалко. Неплохая она баба была. Честное слово мне жалко её. Только ведь она мужественно и до конца прошла путь, который выбрала сама. Это такое дело… Сам знаешь, какое. А вот Лера не при делах. Невинная жертва колдовского беспредела. Колдовского беспредела и ещё драконьей глупости. Скажи, как её спасти?
Громко хлопнув в ладоши, Архипыч сначала объявил окружившим нас бойцам:
— Господа, операция закончена, всем спасибо, отходим. — Потом положил руку мне на плечо и, увлекая на выход, вздохнул: — Вообще-то, Егор, расклад действительно грустный. Хомма больше нет, проклятье снять некому. Если честно, ума ни приложу, что теперь делать. Даже не знаю, что и посоветовать.
— Может, попробовать добраться до его хозяина? — ухватился я за соломинку.
— Смеёшься? Мы тут между делом подноготную горбуна пробили и кое-чего выяснили. Знаешь, кто его господин? Сказать?
— Не надо, сам знаю.
— Да неужели?
— Представь себе.
— Ну вот и отлично. Вот и отлично. Подумай теперь, где ты и где он.
— А что теперь, прикажешь лапки кверху поднять? — сбросив руку кондотьера с плеча, спросил я запальчиво. — Сдаться предлагаешь? Это у вашего брата ни друга, ни свата, а мы драконы своих в беде не бросаем.
С моей стороны это было, конечно, злым и несправедливым выпадом. Я это сразу понял, как только отчебучил, но слово, как известно, не воробей. Только и оставалось, что смущённо набычиться.
Вопреки моим ожиданиям кондотьер ни оправдываться, ни осуждать меня не стал. С самым невозмутимым выражением лица откинул полу расстёгнутой кожанки, вырвал из-за ремня плоскую флягу и протянул:
