— Ульрих, как видишь, Ася боится и мы пока просто пойдем шагом, — сказал Риан с намеком.
— Ничего, я никуда не спешу, — ответил он и так же шагом поехал вровень с нами, сдерживая своего жеребца. Не в пример нашей лошадке, тот так и требовал скачки и недовольно тряс гривой.
Я сидела прислонившись к Риану и оцепенев. Интересно, если утром столько потрясений, то чего к вечеру ожидать? Извержения Помпеи?
— Ася, напой песню «Я Свободен», — попросил Риан.
Я поняла его мысль — если я запою то, переключив внимание, смогу расслабиться. Начав напевать первые строки, я удивилась: до чего же дрожит мой голос. Нет, так не пойдет, не в таком настроении её поют.
Я замолчала, а потом, закрыв глаза, запела нечто иное:
Если б не было тебя,
Скажи, зачем тогда мне жить,
В шуме дней, как в потоках дождя,
Сорванным листом кружить.
Если б не было тебя,
Я б выдумал себе любовь,
Я твои не искал бы черты
И убеждался вновь и вновь,
Что это всё ж не ты…
Погружаясь в слова песни и магию мелодии, звучащей у меня внутри, под мерный шаг лошади я расслабилась и забыла о действительности.
Пропев последние строки, я так и сидела закрыв глаза. Из задумчивости меня вырвало ржание лошади. Встрепенувшись, я обнаружила что мы стоим, а Ульрих с потрясенным выражением на лице смотрит на меня. Какое сейчас выражение у Риана, даже думать не хотелось.
В замешательстве, я спросила:
— А почему мы стоим?
— Заслушались, — серьезно ответил Ульрих.
— А я то надеялась, что мы уже в конюшню вернулись, — вздохнула я, смущенная пристальным вниманием.
— Хочешь, я открою портал? — спросил Ульрих.
— Да! — тут же согласилась я. Странно, но Риан не протестовал, а лишь помог мне спуститься с лошади. Избегая смотреть на него, я подошла к Ульриху, который тоже спешился. Он открыл портал и я без лишних слов шагнула в него, отметив странный внимательный взгляд графа, устремленный на меня.
По пути к себе я встретила Керри, который куда-то спешил. Он мне подмигнул и спросил:
— Ты откуда такая задумчивая?
— С верховой прогулки, — призналась я.
— Неужели Риан уговорил?
— Скажи лучше принудил, — пожаловалась я.
— Ты его случайно от благодарности в лесочке не прикопала? — шутливо поинтересовался Керри. — Где он?
Я рассмеялась. Вот умеет же он поднять настроение!
— Продолжил прогулку с Ульрихом, а меня порталом отправили.
— Чем же ты их допекла? — Удивленно приподнял бровь Керри.
— Не поверишь, песню спела.
— Это какую же?!
— Керри, даже не проси, а то вдруг и ты сбежишь, — с улыбкой отмахнулась я.
— А почему сегодня такой дворец оживленный? — спросила я, переводя тему. Действительно, слуги мельтешили просто туда-сюда с озабоченным видом.
— Забыл сказать, через пару дней у Ааронга и Салитеи годовщина свадьбы, так что подготовка идет полным ходом. Да еще Ааронг голову сломал чтобы такого особенного ей подарить, видите ли драгоценности его уже не устраивают. Вот и бросается на всех и вся.
— А что он так затянул с подарком? — удивилась я.
— Так то они ссорятся, то он её ищет, вот и не до того было.
— Ааа… — протянула я, и тут у меня забрезжила идея.
— А как у него с голосом? — спросила я.
— В смысле?
— Петь он умеет?
Керри посмотрел на меня удивленно и осторожно кивнул головой.
— У меня такая песня есть, что если он её жене споет, то она его за все выходки простит, и не только за прошлые, но и за будущие заочно.
Глаза Керри загорелись и сказав: «Пошли!», он потянул меня за собой.
«Язык мой — враг мой», — поняла я горькую истину.
Моя идея Ааронгу пришлась по душе, а слова песни, что я пела утром бальзамом легли на его страждущую в поисках подарка душу. Так и получилось, что до обеда мы заперлись с ним в кабинете, где он велел под страхом смерти больше никого и близко не подпускать, и разучивали слова. После обеда же мы с оркестром подбирали музыку, и все это в обстановке строгой секретности.
Хорошо еще, что у гномов свадьба завтра — будет повод сбежать из дворца. Удивляетесь почему? Так вы попробуйте нетерпеливого правителя покритиковать, да как правильно петь поучить. У него свое видение, и в отдельных местах песни о правильности исполнения мы спорили до хрипоты. А что? Я люблю эту песню и учителем оказалась требовательным, а его тонкая душа самоуправца оказалась непривыкшей, чтобы ей указывали. Сто потов сойдет от дипломатии, блин.
