В середине 1980 г. Мосад представил премьер-министру Бегину объемистый доклад, в котором утверждалось, что минимум через восемнадцать месяцев, а максимум через два года Ирак будет иметь в своем распоряжении атомные бомбы. Вывод напрашивался сам: необходимо уничтожить реактор в Эль-Тувейте. Бегин передал доклад президенту Картеру с предупреждением, что Израиль будет считать себя вправе действовать по своему усмотрению, если не будут приняты соответствующие меры. Картер согласился с тем, что что-то надо предпринимать. Это обязательство было затем передано Рейгану. Переговоры между Америкой и Ираком ни к чему не приводили, потому что Ирак упорно отрицал, что у Израиля есть какие-нибудь основания для беспокойства. Израильтянам стало ясно, что помощи ожидать не от кого. Убедившись, что дело не терпит отлагательства, Бегин разрешил операцию «Вавилон».
Бомбардировщики выполнили свою задачу. Как всегда в таких случаях, при выработке плана атаки было предусмотрено все до мельчайших деталей.
Со времен Хиросимы в мире не прекращается обсуждение вопроса о необходимости остановить распространение ядерного оружия. Впервые за все это время удалось остановить страну, стоящую на пороге создания атомной бомбы. Но не переговорами удалось этого достигнуть, а военной операцией.
Политические последствия этой операции для Израиля оказались гораздо меньшими, чем можно было ожидать. Несмотря на рейд, в Ливане была достигнута договоренность о прекращении огня. Саудовская Аравия даже выдвинула мирные предложения, в которых в какой-то степени приблизилась к признанию права Израиля на существование. Американское правительство, правда, задержало на время отправку в Израиль самолетов, но отрицательное отношение к действиям Израиля в Ираке выразила в весьма сдержанной форме.
Один из старших представителей Мосада сказал по этому поводу: «Дело в том, что весь мир, вкупе с арабскими странами, вздохнул с облегчением после того, что произошло. Франция освободилась от своих обязательств, у американцев стало немного меньше забот, а арабский мир осознал, что непомерным притязаниям Хусейна еще раз поставлен предел».
Рейд на реактор носил на себе печать типичной для Израиля, в своем роде классической, разведывательной операции, крупнейшей со времен второй мировой войны. Цель была поражена точно, политические последствия — предусмотрены правильно. Кроме того, Израиль обеспечил себе хотя бы на короткий срок, сравнительную безопасность. Это давало какую-то надежду на мир в перспективе.
С технической точки зрения планирование, подготовка и осуществление рейда, вновь продемонстрировали удивительную способность Израиля проводить военные и разведывательные операции эффективно и с безупречной точностью во времени.
Вскоре после неудачной и унизительной для его достоинства попытки президента Картера освободить иранских заложников, мне довелось обсуждать эту попытку с бывшим начальником военной разведки Израиля.
«Все, что произошло во время этого рейда, можно и должно было предвидеть. Самой большой ошибкой было отсутствие разведки. Американские геликоптеры сели на дорогу, по которой ходят автобусы. Нам это представляется невероятным. У нас было бы так: за несколько недель до операции наши люди были бы заброшены на предполагаемое место посадки и обследовали бы всю территорию вокруг. Если бы оказалось, что место выбрано неудачно, а так оно и было, они нашли бы для посадки геликоптеров другую полосу. Мы действовали успешно только потому, что тщательно готовились каждый раз. Нам хорошо известно правило: неудача всего хуже, чем полное бездействие. Если, по нашим расчетам, возможность неудачи оказывается выше двадцати пяти процентов, мы операцию отменяем».
Итак, рейд на реактор был успешной военной операцией.
Но за несколько лет до этого произошло политическое событие еще более значительное.
18 сентября 1978 г. на телевизионных экранах всего мира появились обнимающиеся президент Египта Анвар Садат и премьер-министр Израиля Менахем Бегин. Объятие подтверждало успешное завершение переговоров в Кемп-Дэвиде. Египетский лидер сказал Бегину: «Теперь вы, по крайней мере, сможете приехать на мои похороны». Замечание, типичное для египтянина-фаталиста с чувством юмора. «Никаких похорон не будет», — отозвался на это Бегин. Только те немногие, кто это слышал, поняли смысл сказанного.
