Астромех Эрдваныч - страница 183
И все это должно было помещаться в корпус размерами 280х105х35мм[170], с изогнутой как у старинных пистолетов рукояткой из дюрапласта и бескаровым корпусом кожуха эмиттера и энергоячейки. При этом меч и бластер внутри корпуса размещались не параллельно, а под углом 18,9° в виде буквы «У», где длинная палочка была мечом, а короткая могла смертельно удивить супостата, наградив того плазменным сгустком, при блокировании удара или когда тот бы считал, что находится в безопасности.
И во всем этом была лишь одна проблема – будущий меч, пока, представлял собой просто груду деталей и заготовок, которые требовалось собрать, а главное «тщательно обработать напильником» – в данном случае Силой. Вот и сейчас, отложив очередную магнитную линзу, и кое-как справившись с лезущей в голову Силой, я тоскливо взглянул на две кучки заготовок – большую ждущую обработки, и маленькую – уже готовые детали.
— Перекурить бы? — сказал я в пространство – все-таки работа с Силой, штука морально утомительная.
Но закурить, даже если бы было что, возможности у меня чисто физически не было, а потому я просто решил насладиться великолепным видом. Ведь сейчас снег не шел, и вид на заснеженные горы был просто чудесен. Тем более что кроме всяких излишеств нехороших, все те годы, что я находился тут, в Далекой-далекой галактике, мне не хватало еще вот такой простой вещи – белого пушистого снега. На Набу, кроме полюсов, как и на других планетах, которые я посещал, холодом считались десять тепла. Но даже зимой набуанское «заполярье» не радовало снегопадами – в лучшем случае хлопья мокрого снега присыпали землю тонким белым кружевом, что таяло, едва попадая под солнечные лучи. А тут снега было предостаточно. Жаль, коснуться его было нельзя…
— Хатт твою! Что, бля, за нафиг!? — выругался я, коснувшись манипулятором края ложбинки между камней и скальной стеной, в которой я укрылся от ветра, собирая меч.
Пальцы болели, а снег ледяными иглами впился в многочисленные ссадины. Но главное, под ним был не гранит, как я ожидал, а замерзшая глина.
— Как глина!? — вновь воскликнул я, от неожиданности вскакивая на ноги.
И даже не удивился, что они у меня есть, ведь я вместо гор на Илуме, очутился посреди степи, в яме, мне примерно чуть выше пояса. Но самое паршивое было не это. Прямо на меня ползли пять Т-IV, а за ними маячило до батальона пехоты в маскхалатах поверх шинелей, и немецких касок известных мне лишь по фильмам и иллюстрациям в справочниках. Я понимал, что дико туплю, но не мог отвести глаз от надвигающейся на меня смерти – так и стоял в недорытом одиночном окопе для стрельбы стоя, где-то посреди донской степи. И самое обидное, знал.
Все знал. И то, что нашу роту бросили прикрывать станцию, на которой шла погрузка раненых перед отправкой в тыл, и что позиция у нас хуже некуда – ряд недорытых окопчиков посреди чистого поля, и что из противотанковых средств у нас одно ПТРД[171] на роту да по бутылке «КС»[172] на рыло, и то, что помощи не будет. А главное, я знал, что сейчас я – это мой прадед Андрей, погибший смертью храбрых в этом самом бою.
— Ложись, Андрюшка! — крик откуда-то слева заставил меня стряхнуть оцепенение, и рухнуть на дно окопа.
Как раз вовремя – по брустверу полоснуло пулеметной очередью, а на меня посыпалась земля.
— Тебе что, жить надое… — сквозь свист пуль, вновь окрикнул меня взводный из соседнего окопа, но замолк на полуслове, а все вокруг погрузилось в странную звенящую тишину.
Откуда-то, я точно знал, что немец заметил блик его бинокля, и всадил снаряд танковой пушки прямо в окоп. И вот тут мне стало страшно. Захотелось выскочить и бежать. Не важно куда, лишь бы подальше от смерти. Но вместо этого, тело само подхватило ДП, и, установив сошки на мерзлую землю, привычно взвело оружие, и вжалось щекой в приклад.
