Если бы заговорила сама темнота, это был бы ее голос, так мрачно и угрюмо отвечал Каргор:
— Нет, ваше величество, эти олени никогда не станут снова людьми. Никогда! Для этого надо сказать тайное заклинание, а его никто не знает, кроме меня. Никто на свете.
— Никто? — с облегчением переспросил король. — Ты уверен? Да?
Астрель прижала руки к губам, чтоб не вскрикнуть. Она так дрожала, что боялась, как бы не затрепетали листья дуба и шорохом не выдали бы ее.
— Никто, государь, — твердо повторил Каргор. — Это заклинание неведомо никому. Я вычитал его в древних книгах. Надо сказать волшебные слова: «Мрак, исчезни, вспыхни, день! Человеком стань, олень!» А кто сможет их сказать, ведь я сжег эти волшебные книги, скормил их моим огненным змеям.
— Разумно, Каргор, разумно. Осторожность никогда не мешает. А теперь не порти мне моей радости. Это скучно, наконец. Мне надоел твой угрюмый вид. Твои насупленные брови.
— Слишком много забот, государь, — покачал головой Каргор. — Мои руки тяжелы, будто они налились свинцом. Грудь сдавлена словно тисками. Мне тяжко, душно.
— Душно! — беспечно воскликнул король. — О чем ты? Душно в такой теплый прекрасный вечер! Все обещает чудесную охоту. Вот и луна!
Над лесом, стряхнув с себя легкое волнистое облако, поднялась луна.
Круглые пятна света рассыпались под орешником. Волны прохладного серебра побежали по траве к ногам Астрель.
Она сильнее прижалась к шершавой коре дуба. Только бы ее не заметили! Если бы она могла скрыться в самой сердцевине дерева!
Луна еще выше поднялась над лесом, и волосы Астрель зеленым стеклом блеснули в лунном свете.
— Девчонка! — Король вытянул трясущуюся руку, указывая на Астрель. — Проклятая девчонка! Она все слышала!
Каргор повернул голову, увидел Астрель и замер от неожиданности.
Король с воплем ярости бросился на Астрель, но та оказалась проворней.
Она метнулась сквозь густой колючий терновник, перепрыгнула через поваленное дерево. Туда, туда, в глубину чащи, где ее не выдаст лунный свет.
Астрель, протянув вперед руки, бежала, ныряя в густые тени, в провалы между деревьями. Лес словно притих. Ни одна сухая ветка не затрещала у нее под ногой.
Король подскочил к Каргору, ухватил его за плечо:
— Что же ты! Скорее! Девчонка слышала заклинание. Она… нет, нет, это невозможно! Я не перенесу этого. Она же может теперь превратить всех оленей опять в… — король захлебнулся от ужаса. Смертельный страх душил его. — Каргор, убей ее!
Каргор долгим взглядом поглядел на короля.
— Хорошо. Она умрет. Я остановлю ее сердце, — сказал он медленно, и слова его падали тяжело, как камни. — Она — умрет!
— Да, да! Останови ее сердце! — вне себя воскликнул король. — Пусть она упадет мертвая! Скорее же!
Каргор властно поднял руку:
— Сердце, не бейся, сердце… — Но Каргор не договорил. Он глухо, затравленно вскрикнул и поспешно спрятал руку под плащ. В свете луны сверкнули загнутые птичьи когти, а край плаща на миг превратился в длинное крыло ворона. — Не могу, государь, вы сами видите, не могу… — в изнеможении простонал Каргор, поворачивая к королю синевато-темное лицо. — Я превращаюсь в ворона. Против своей воли. В ворона…
— Но ее надо убить! Все равно! — не слушая его, вопил король. — Как она могла улизнуть из дворца? Двести стражников, рослых болванов сторожили все выходы. Ну, придумай что-нибудь, Каргор! Да пойми же, если она убежит, это конец всему!
— Но если я превращусь в ворона, я утрачу все свое могущество. Я стану просто птицей… обычной птицей, — измученным, прерывающимся голосом ответил Каргор.
И ни Каргор, ни король не заметили, что, часто взмахивая крыльями, в лунном луче над их головами пролетела маленькая птичка с хохолком на макушке.
Это была птичка Чересчур. Она спряталась в густой листве дуба, маленькая, как желудь.
«Странно и невозможно! Где Астрель и Гвен Хранитель Леса? — Птичка Чересчур оглядела поляну. — Я бы сказала, чересчур странно. И как это добрый господин Каргор может превратиться в ворона?.. Ах…»
Птичка Чересчур сдавленно пискнула и чуть не свалилась с ветки. Она все поняла. Что она натворила! Глупая, беспечная птица. Кому она доверила тайну Астрель и Гвена! Она невольно предала их, а может быть, даже погубила…