— Войдите!
Пока в ответ слышалось молчание, я быстренько сел на стул, схватил со стола первую попавшуюся папку и стал перелистывать подшитые в ней документы, даже не понимая, зачем я это делаю!.. Но мне очень хотелось поскорее выйти из этого непонятного мне состояния.
Я закинул ногу на ногу и придал как только мог своему лицу вид внимательно изучающего бумаги. Однако краем зрения я все-таки следил за дверью в кабинет. Дверь открылась и не спеша пропустила какую-то девушку в мой кабинет.
Прошло несколько секунд.
— Здравствуйте… — одиноко произнесла она.
Прошло еще несколько секунд, я продолжал перелистывать бумаги, а не замеченная занятым директором гостья — стоять у двери. Но вот я наконец набрался смелости захлопнуть папку с документами и отложить ее в сторону. Я приподнял голову, сделал вид, что только что заметил посетительницу.
— Здравствуйте! — сказал я и, вежливо указав рукою на стул, расположенный с моим столом рядышком, добавил: Присаживайтесь, пожалуйста.
— Спасибо, — охотно ответила девушка и, словно мальчишка, одним едва уловимым взмахом руки захлопнула дверь в кабинет. Потом она пронзила меня таинственным взглядом очаровательности и, словно манекенщица на демонстрации мод, зашагала через весь кабинет по оранжевой ковровой дорожке к моему столу. Каждый свой шаг она как бы фиксировала, замирая на какое-то, космически неуловимое, мгновение, хотя мне это, может, просто казалось. Она невесомо присела на краешек предложенного ей стула: хрупкая, строгая, со слегка обвисшими уголками женственных губ. У нее были светлые глаза и русые прямые волосы ниже плеч.
Как только девушка присела я тут же заявил:
— Слушаю вас…
Она опустила глаза, как бы смутившись от моей фразы, и опечаленно заметила:
— Прости меня, директор, но ты эти слова произнес, совершенно не задумываясь над их смыслом…
Тут я почувствовал, что окончательно пришел в себя. Я возвратился в шкуру директора: меня смутил тон и уверенное обращение на „ты“! Я даже почувствовал некоторую брезгливость, зависимость от моего посетителя, и я выдавил из себя протестующе:
— Да, но-о… — только и прозвучало у меня, потому что я уверенно почувствовал себя в следующий миг учеником, школьником, присутствующим на первом уроке неведомого предмета.
А учитель продолжал говорить и спрашивать:
— Когда ты говоришь „Слушаю вас“, ты „слушаешь“ одновременно меня и себя?
— Но это же уважительная форма, — возразил я и почти беззащитно заглянул своей собеседнице в глаза, словно ища в них поддержки.
— Начнем с того, — и девушка положила свои смуглые руки ладонями на стол, — что слово „вы“ это прежде всего не уважительный, а множественный символ, так? — она прихлопнула ладонями по полировке стола.
— Так, — подтвердил я, а сам подумал: „Может быть, она — сумасшедшая?.. Впрочем, говорит вполне логично… Во всяком случае, лучше ее не раздражать…“
— Итак, значит, мы пришли к соглашению, что символ „вы“ — выражает множественность, прежде всего, — подчеркнула девушка, — и мы…
Но я перебил ее:
— Извини, как тебя зовут?
— Аня, — ответила она так, словно хотела сказать: будь по-внимательней и не перебивай! — и продолжила свой урок.
— Обращение на „вы“ — это обращение к целому миру, поскольку „вы“ — по своей сути множественно бесконечно, и „Слушаю вас“ тогда звучит уже как уверенность в том, что человек постиг целый мир, а если ты понимаешь, что этот человек, к которому ты обращаешься на „вы“, постиг целый мир, значит и ты, как минимум, постиг целый мир; но постигнуть целый мир, значит не что иное, как стать этим миром самому!..
— Это, — вмешался я, — давно известно: чтобы постичь истину — надо стать этой истиной самому.
— Верно говоришь. Но отсюда значит, что „Слушаю вас“ звучит неестественно, корыстно, подхалимно и так далее. В лучшем случае, как это получилось у тебя — звучит машинально, заученно, слепо!
— Да, но ведь под фразой „Слушаю вас“ можно подразумевать и поддержку, — взволновался я, — внушение, пусть не исполненного, но перспективного, надежду на то, что человек станет или, по крайней мере должен, э-э, может стать — целым миром.
