— Итак, Джозеф, ты с нетерпением ждешь своего ухода в семинарию? А? Никого не заставляют становиться жрецом. Ответь же откровенно.
— Я жду, но без нетерпения.
— Тебе понравится в семинарии. Ты хороший ученик; там много книг по истории, которых ты не читал: Тойнби, Гиббон или, если ты, подобно мне, предпочитаешь классиков, Плутарх и Геродот. Ты любишь историю, не так ли?
— Не вижу, на что еще тратить свое время, как не на то, чтобы изучать ее. Разве только на то, чтобы ее делать.
— Мы вернемся к этому разговору после того, как ты прочтешь «Записки» Цезаря. Скажи мне, Джозеф, если бы ты мог выбирать образ жизни, вместо того, чтобы его наследовать, стал бы ты жрецом? Нет, не отвечай; вопрос не совсем честен. Мы всегда представляем себе, что будь свободны, жили бы в другом месте и лучше. Возможно, ты знаешь, что я тоже был младшим сыном ассасина: некогда имя Зонтаг славилось в Заморе. Я еще помню тот день, когда отец отправил меня в семинарию. Я ожидал этого момента, но без нетерпения.
— А вы желали стать ассасином?
И в этом заключался ответ на вопрос, заданный Мэтром. Оба они не считали нужным говорить более определенно.
— Да, я желал этого. Через три месяца мой отец был убит. Мой брат тоже исчез перед моим вступлением в сан, но он успел отомстить за смерть нашего отца.
— Ремесло опасно.
— Это не то, что я собирался тебе сказать. Ассасин сеет смерть — и только смерть пожинает.
— Lex talionis[1], — произнес Джозеф, словно отвечая на уроке.
Мэтр выглядел удовлетворенным и сменил тему.
— Ты хотел бы когда-нибудь вернуться на Землю, Джозеф?
— Таков обет каждого Сефрадима.
— Нам никогда не разрешат покинуть эту планету. Или, по крайней мере, до тех пор, пока мы не научимся не совершать и не допускать насилия. На Земле твой отец считался бы преступником.
— Потому что убивал скорлупников?
— Скорлупников и людей.
— Люди, которых он убил, были ассасинами, и у него не оставалось выбора. Любой суд признает, что это законная самооборона.
— Он был убийцей, который защищается от убийц. На Земле всякий суд, разрешающий убийство, каким бы оно ни было, сам преступен. Другими словами, мы тут живем в преступном обществе.
— Разве горсточка жрецов и дюжина книг по истории что-нибудь изменят? Извините, я не хотел сказать…
— Да нет, ты хотел это сказать. И ты прав. Но не жрецы должны что-то менять, и даже не общественное устройство должно измениться. Изменение должно произойти в сердце каждого человека. Ты прочел достаточно книг по Земной Истории, чтобы самому сделать этот вывод. У Дюрана где-то есть…
Не постучав, вошла Эстер.
— Отец! — сказала она глухим голосом. Ее лицо, которое Джозеф впервые видел без хиджаба, выражало страх. — Отец, на лестнице скорлупники. Они…
За спиною Эстер в дверном проеме показался Сисебат. Четверо охранников вкатились в комнату.
— Я пришел заключить под стражу Джозефа Голдфранка, — объявил Сисебат.
Игла одного из охранников впилась в шею молодого человека, мгновенно потерявшего сознание. Тьма… провал.
IV
Родина моих отцов, Мать-кормилица, Земля! Я могу допить оставшееся, если Дэвид позволит…
Под ним голые холодные камни. Руки основательно связаны за спиной.
Затем голос Леоры: …позвольте заметить… прославленный ассасин.
И эта реплика:
Принцип воздаяния… возмездие…
В постепенно пробуждающемся сознании возник образ приближающегося к нему Чилперика. Образ казался чересчур реальным.
Он очнулся. Перед ним стоял скорлупник, но это был не Чилперик. Джозеф не узнавал комнату, в которой находился. Она больше походила на камеру. Он вспомнил, что подвергся аресту, и приподнялся на колени, изо всех сил пытаясь порвать веревку, связывающую руки.
— Отец! — закричал он. — Мой отец…
— Ваш отец мертв, и брат тоже. Они пытались убить Императрицу. Деревня конфисковала их имущество, но наш староста Сисебат великодушно сохранил вам жизнь. Мне поручено сопроводить вас на виллу, где вы можете забрать свои личные вещи. Меня зовут Эжика.
— Мертвы, вы говорите? Мертвы оба?
— Могу я вас развязать, или сначала нужно позвать охрану?
— Я не чувствую в себе ярости и не намереваюсь применять силу. Это странно.
