— Вадим, сходи, — попросил он, — деньги в бардачке.
— У меня что, свои кончились? — тот нехотя открыл дверцу.
— Я тоже пойду! — встрепенулась Катя.
Анжела молча выбралась следом за ними, и все трое направились к крыльцу, обдергивая прилипшие к телу майки, а Слава повернулся к Юле.
— Ты уверена, что имело смысл тащиться в такую даль? Не проще ли выехать на цивилизованный пляж с шашлыками, а вечером побалдеть в кафе?
— Но я ж говорила, куда мы едем, — обиделась Юля, — все тоже захотели дикой природы с палатками…
— Мне, честно говоря, без разницы, где водку пить, — Слава вздохнул, — Игорь-то твой, он водку пьет?
— Пьет. Он адекватный.
— А лет ему сколько?
— Тридцать три.
— Салага. А тебе, если не секрет?
— Двадцать три. Я тут самая старшая. Катьке — двадцать, Анжелке — девятнадцать.
— Точно? А то мы забыли вчера у них паспорта проверить.
— Точно, — Юля засмеялась, — они не малолетки, не бойся.
— И то, слава богу.
— А Игорь… — Юля вернулась к теме. Ей, видимо, очень хотелось показать, что она не из тех, кто знакомится в кафе и сразу едет куда-то с незнакомыми мужчинами, что у нее все всерьез и надолго, — мы с ним уже целый год.
— А жена у него есть?
— Нет. Ну, вернее… они разводятся. Они не живут вместе.
— Понятно. Значит, есть.
Возникла пауза, но Юле не хотелось закрывать тему на неприятной ноте.
— А еще, — она засмеялась, — он ходит на байдарках. Когда мы познакомились, и он первый раз показал, как ее собирают из всяких трубочек, я вообще отказалась в нее садиться!..
Трио покупателей появилось в дверях магазина, раздвинув, предназначенные для защиты от мух, грязные марлевые занавеси. Каждый держал по полтарашке минералки, и лица у всех были совершенно счастливые.
— Как там классно! Прохладно… — Катя открыла дверцу.
— Между прочим, в нормальных джипах есть кондиционеры, — усевшись на место, Вадим отвернул пробку, и послышалось характерное шипение, — дать?
— Дать, — Слава протянул руку, — нормальные джипы, между прочим, стоят столько, что мне жалко этих бабок за кусок железа. А кому не нравится, могут идти пешком, здесь, говорят, уже недалеко, — он отхлебнул большой глоток, — ржавчиной отдает….
— Пей апельсиновый напиток, — посоветовала Анжела тихо, но ее мнение интересовало всех в самую последнюю очередь.
Машина попылила дальше, мимо обожженных солнцем грязно-зеленых деревьев и домиков, тщетно пытавшихся укрыться в их несуществующей тени.
Деревня кончилась быстро, и снова началось поле.
— Ох, Юлька, завезешь ты нас, — Катя трагически вздохнула, — сидели бы сейчас в городе и отрывались по полной…
— Я ж никого не заставляла! Я только предложила….
— Хватит, девки. Покурите трубку мира, — Вадим протянул назад пачку сигарет, и тут все увидели лес, а метров через сто накатанную дорогу, уходившую влево.
Джип, неуклюже переваливаясь, сполз на песок и плавно покатился среди золотистых сосен, где-то далеко сливавшихся в желто-коричневую стену.
— Кать, ты, кажется, пи́сать хотела, — вспомнил Вадим, — только выбери сосну потолще.
— И выберу! — огрызнулась Катя, видимо, стесняясь естественных потребностей, — что ты домахался? До Анжелки своей домахивайся!
— До нее неинтересно, она психовать не умеет. Да, Анжел?
— Умею. Хочешь проверить?
— Ничего я не хочу, — буркнул Вадим. Он не любил, когда шутки воспринимают буквально.
Джип остановился прямо посреди дороги.
— Хватит ругаться, — Слава выбрался из машины и потянулся так, что хрустнули суставы, — мальчики — налево, девочки — направо, вот и вся проблема…
Минут через двадцать они выехали на берег. В сероватой воде отражалось солнце, рассыпавшись миллионом осколков жидкого зеркала. Вдоль берега тянулись заросли ивняка, казавшиеся удивительно зелеными после желтых сосновых стволов, а трава и вовсе завораживала — хотелось немедленно освободить вспотевшие ноги и бежать, бежать по шелковистой мягкости, ощущая ее всей кожей ступни.
— Слав, поехали быстрее, — захныкала Катя, видя, что он останавливается, — я не могу, когда рядом вода! Я хочу туда!.. Наверное, моя мать была русалкой.
…А отец — лешим, — хотел съязвить Вадим, но не стал. В предчувствии окончания этого изматывающего путешествия, ему стало лень шевелить расплавившимися мозгами.