Пятнадцатого ноября, похожие на двух бродяг, Рембо и Верлен в обнимку явились в театр Одеон на представление «Леса», одноактной пьесы в стихах нормандского поэта и актёра Альбера Глатиньи, автора «Безумной лозы» (1860) и «Золотой стрелы» (1864) — двух сборников стихотворений, которыми Верлен восхищался и не упустил случая рекомендовать их Артюру. Тогда же он и сообщил ему, что Глатиньи, которому в то время было всего тридцать два года, лично знаком с самим Бодлером и заслужил его горячее одобрение, что почиталось за большую честь.
Все мужчины в театре были одеты в превосходные чёрные фраки и сорочки с белыми галстуками, а дамы красовались в самых элегантных туалетах, и только грязные Рембо и Верлен выглядели отталкивающе. Они без конца шутили, похлопывали друг друга по рукам и плечам и походили на проказливых школяров, резвящихся на перемене. Или, скорее, на двух грубых простолюдинов, которые по ошибке забрели в самую изысканную компанию парижского света. Этого было вполне достаточно для того, чтобы на следующий день Эдмон Лепелетье поместил в газете «Суверенный народ» насмешливый отчёт о событии:
«“Парнасцы” были все налицо, они перемещались по фойе и беседовали о том о сём под присмотром своего издателя Альфонса Лемера. Там можно было заметить белокурого Камиля Мендеса, прогуливающегося с Мера. Леон Валад, Дьеркс, Анри Уссе сновали по залу. Сатурнический поэт Поль Верлен вёл под руку привлекательную молодую особу мадмуазель Рембо»>{46}.
Публикуя эту краткую заметку, Лепелетье прежде всего хотел образумить Верлена, с которым был знаком ещё со времён их учёбы в лицее имени Бонапарта и, продолжая оставаться самым его близким другом, действовал по пословице: «Кто крепко любит, тот и крепко наказывает». При этом он думал и о положении Матильды. Но его публикация не произвела того действия, на которое была рассчитана. Напротив, после неё Верлен и Рембо стали ещё чаще появляться вдвоём на публике, нарочито демонстрируя свои отношения и вызывая всеобщее любопытство. Артюр к тому же уговаривал своего партнёра сделать решительный выбор: или он, или Матильда. И нечего разыгрывать в доме на улице Николе роль несчастного супруга, а потом являться к нему за утешением. Артюр не отказывался служить опорой слабаку, не способному принять твёрдое мужское решение. А к концу года он не без удовольствия узнал, что Верлену предстоит поездка в Палисёль, городок в бельгийских Арденнах, чтобы получить наследство в семье отца. Возможно, думал Артюр, Верлен воспользуется этим случаем, чтобы поставить точку на своём браке.
В начале марта 1872 года на традиционном ужине «Скверных парней», проходившем в этот раз в одном из ресторанов на площади Сен-Сюльпис на пересечении улиц Бонапарта и Вьё Коломбье, пара любовников снова появилась в обнимку. Сотрапезники, занимавшие места за столом, сделали вид, что ничего особенного не произошло, и всё же атмосфера в зале сразу изменилась, стала менее сердечной. Но когда обед начался, присутствующие, как это было у них заведено со дня основания их содружества в январе 1869 года, приступили к беседе о том о сём, об авторах, которых приглашали прочитать между двумя блюдами отрывки из их последних сочинений.
В тот вечер дежурным оратором был поэт Огюст Крессель, молодой сотрудник совсем недавно появившегося журнала «Литературное и художественное возрождение», одним из основателей и главным редактором которого был Жан Экар. Крессель, сочинивший стихотворение на военную тему, которое назвал «Боевым сонетом», начал декламировать его так, будто произносил со сцены театра какую-нибудь тираду из трагедии Корнеля.
Слушать это, терпеть сырые фразы и примитивные рифмы (типа: реформа — форма) для Рембо было сущей пыткой. Он вдруг встал и, громко прорычав «дерьмо!», повторял это слово после каждого стиха, произнесённого Кресселем.
Присутствующие отреагировали на это неодобрительным шёпотом. Стефан Малларме, незадолго перед тем напечатавший в «Современном Парнасе» отрывки из своей «Иродиады», прежде не бывал на таких шумных братских вечеринках и от удивления выкатил глаза.