Дерк говорил, что если их больше, то невозможно уследить за всеми. Ну и я, так сказать, сверх плана. Но у него хватало внимания и на меня. Чуть выше локоть, до конца разгибай руку, или наоборот – в этом положении никогда нельзя до конца ее разгибать.
Затем одни ученики уходили и приходили следующие.
Было все – и бесчисленное повторение одних и тех же приемов, и учебные схватки с такими мастерами, как и сам я, и продолжающиеся часами уколы и рубящие удары несчастных чучел.
– Это очень важно – говорил Дерк – тело, когда очень устает, само начинает выбирать наиболее легкий путь. Пойми, только когда ты уже не можешь без напряжения поднять руку и начинается сама суть твоих занятий. Все остальное делается лишь с целью довести тело до такого состояния. –
Пару раз у меня даже судорогой сводило правую руку.
Вечерами, совсем не так часто как мне бы того хотелось, в мою комнату приходила Тиасса.
Как правило, она заставала меня пытающегося сделать очередной шажок все из той же крайне нелепой позы. Меня брали огромные сомнения в том, что даже если я научусь передвигаться таким образом быстро, вряд ли у меня что-нибудь прибавится в смысле скорости.
Занимайся я тем, чем сейчас занимаюсь под присмотром Дерка уже лет семь – восемь, наверняка двигался бы достаточно быстро и без всяких экзотических упражнений. Но бросать не бросал, будет толк – хорошо, не будет – не так уж много времени у меня это занимает.
А еще Тиасса учила меня грамоте.
Что характерно, грамотные люди в Империи совсем не были редкостью. Если даже по вывескам судить. Изображения дублировали надписи, а не наоборот.
Книги я уже видел, взять даже каюту Фреда, там их несколько штук имелось. И доктор, когда мою руку осматривал с незаживающей раной, в книгу какую-то при этом заглядывал и не написанную от руки на пергаменте. Мирта иной раз какие-то записи вела.
Словом, взялась меня Тиасса грамоте учить. Я даже специально в город ходил, за бумагой, чернилами, перьями, песком всяким. Книги у них в доме свои были.
Заодно и лексикон свой обогащать начал во время наших занятий. Самым первым словом 'дурень' выучил, уж слишком часто она его повторяла.
Мне кажется, что Мирта знала о наших с Тиассой ночных встречах, но ни разу на эту тему не заговаривала, по крайней мере, со мной. А Дерк меньше всего обращал внимания на такие мелочи.
Иногда приходил Доминкус. На первый взгляд он не производил впечатления человека, находящегося немного не в себе. И все же, если приглядеться внимательнее, можно было разглядеть почти неуловимую печать чего-то непонятного, не присущего обычным людям. Вполне возможно это происходило потому, что мне о нем сказали то, что я пытался в нем увидеть.
Обычно он усаживался где-нибудь в сторонке и наблюдал безо всяких реплик, комментариев, и попыток влезть в чужое обучение.
Иногда правая рука у него рефлекторно дергалась, и похоже это было на то, как если бы футболист наблюдал за игрой со стороны и видел подходящий момент для удара.
С той лишь разницей, что у футболистов ноги дергаются.
Я всегда приветствовал его, хотя осадок в душе все же оставался. Как же так, при его мастерстве, бездушно наблюдать со стороны, а потом еще с улыбкой заявить, что мне следовало бы убежать. Тем более что мой порез все никак не заживал, и иногда напоминал о себе резкой дергающей болью.
Только один раз он подошел ко мне и посоветовал проворачивать немного кисть руки в том уколе, который я пытался выучить уже который день подряд. Не знаю, помог ли мне его совет или просто подошло время, но дело сдвинулось с мертвой точки.
Через две недели моих занятий с Дерком, я поинтересовался у него, как идут мои дела.
Тот с улыбкой ответил.
– Артуа, у тебя превосходно получается держать дистанцию. Так вот, держи ее всегда, и все будет отлично. И ничего больше делать не нужно. –
Затем, посерьезнев, добавил.
– Иногда у тебя какие-то вещи выходят так замечательно, что я даже диву даюсь. Но в следующий миг ты действуешь, как будто взял клинок в первый раз. Я не пойму в чем дело, такого не должно быть. Был бы отец жив…
Его лицо сразу погрустнело. Я знал, что он пытается узнать подробности исчезновения своего отца пропавшего вместе с мужем Тиассы.
