- Знаете, Ада Викторовна, я не прошу у Бога легкой жизни, не прошу и легкой смерти. Ке сера-сера - что будет, то будет.
- Вот что, Тема, оставайтесь-ка вы сегодня у нас ночевать. Уже глубокая ночь, а в это время ездить по Кабулу очень опасно, да и в гостинице лучше появиться днем.
- Вы как Василиса Премудрая: спи Иванушка, утро вечера мудренее.
- Утром похлебаем квакерской овсяной кашки, вкусим хорошего кофейку с чем-нибудь этаким, да и с богом. Отправитесь с Михаилом Борисовичем в 40-ю армию (здесь говорят сорокувую), там все и решите с генералами.
Я понимала, напрасные слова предостерегать его, и все-таки по-женски, по-матерински не могла удержаться. Перекрестила его вслед. Кажется, Конфуций говорил: благородный человек сам должен нести ответственность за свои поступки и ошибки. Похоже, у Артема, несмотря на молодость, уже был свой жизненный кодекс.
Потом они с мужем каждый день куда-то мотались, куда-то летали, ездили, с кем-то встречались. И все-таки между его поездками по Афганистану мы ещё виделись несколько раз. И говорили, говорили... Помню его лицо, его слова - отчаянная голова...
Как-то спросил с извинениями:
- А в морге здешнем вы бывали? "Черные тюльпаны" видели? А где сжигают ампутированные руки, ноги? Я просил, чтобы мне разрешили все это увидеть. Ответили: нечего тебе там делать!
- Я была в морге по необходимости. Михаил Борисович не был. Меня попросили опознать нашего погибшего журналиста. Зрелище не для слабонервных. Морг здесь в аэропорту. Гробы деревянные получают из Ташкента. В штате морга восемь человек - я спрашивала, раз уж попала туда, - солдаты-санитары, они и вынесли мне труп, положили носилки к ногам; они обмывают погибших, одевают, в божеский вид приводят, ещё офицер или старший прапорщик и патологоанатом. Деревянный гроб ставят в цинковый. Цинковый в большой деревянный ящик с ручками. На документах пишут: без права вскрытия. Если лицо не изуродовано, прорезают квадратное окошко, чтобы близкие могли увидеть. Сгоревшие в танках, подорвавшиеся на минах, разбившиеся летчики - тут уж смотреть не на что. Все это и есть "груз 200", "черный тюльпан".
Тысячи гробов уже отправлено из Афганистана на родину. По ним ведется строгий учет. А сколько ещё будет? (14 тысяч за 10 лет.) К боевым потерям относится все: неосторожное обращение с оружием, убило током, неуставные отношения, автоавария и так далее. Вот если будете в Хайратоне, попросите особистов показать вам альбом про наших ребят, попавших в плен: фотография, все обстоятельства пленения - где, как, в какое время.
Ну что мы все о печальном да о печальном, как писал Бабель, давайте, поговорим о веселом: что слышно за холеру в Одессе?
- Вот, я как раз, - даже не улыбнувшись, сказал Артем, - хотел сказать вам, что я был в кабульском госпитале: в хирургическом отделении, в психиатрическом - это страшно. Вы, конечно, бывали там не раз. Видеть без слез молоденьких ребят без рук, без ног, ослепших - это выше человеческих сил. Их привязывают к кроватям. Они так кричат, рыдают: убейте меня! Я не хочу жить! Не сообщайте обо мне ни родителям, ни жене, ни невесте. Нет меня, я погиб, умер! Я пытался себя поставить на их место и не мог. Это провернуть через себя невозможно.
- Лучше бы этого не было, Артем. Это правда. Сколько искалеченных жизней и душ. Из Афганистана не возвращаются здоровыми людьми. Живем здесь не среди людей, а среди теней.
Потом была встреча в Москве, в предпоследний день моей командировки в доме его родителей на проспекте Мира. Я приезжала из Афганистана монтировать фильм. Времени было в обрез. На следующий день улетала в Кабул. Артем провожал меня до дома. Шли пешком. Мы жили недалеко друг от друга. Была ночь. Прощаясь - снова рука в руке, - он сказал:
- Вы знаете, я влюбился. Ее зовут Вероника. Как жаль, что я не успею вас с ней познакомить. Я уверен, она вам понравится. В ней есть то, чего нет в других. - Помолчал, и тихо добавил:
- Она замужем, и у неё есть ребенок. Но я не отступлю.
- Тут сердцем надо думать. А впрочем, Тема, почему это Василиса Премудрая должна уходить к Иванушке, если ей и с Кащеем хорошо? Это ведь любимая ваша сказка?