Подозрительный и замкнутый, барон не решался довериться слугам, преданность которых казалась ему неискренней. Однако впервые за много лет он испытывал потребность поделиться, посоветоваться. Брошенный на произвол судьбы правосудием страны, барон уже не надеялся защититься своими собственными средствами и был почти готов отправиться в Париж с мольбами о помощи к какому-нибудь старому полицейскому.
Прошло два дня. На третий, читая газеты, он задрожал от радости. «Ревей де Кодебек» опубликовала следующую заметку:
«Вот уже почти три недели мы имеем удовольствие принимать в нашем городе главного полицейского инспектора Ганимара, одного из ветеранов службы безопасности. Месье Ганимар, приобретший благодаря своему последнему подвигу, аресту Арсена Люпена, европейскую славу, отдыхает от долгих и тяжелых трудов, ловя пескарей и уклеек».
Ганимар! Именно такого помощника искал барон Каорн! Кто, помимо изворотливого и настойчивого Ганимара, сможет расстроить планы Люпена?
Барон больше не колебался. Шесть километров отделяют замок от небольшого городка Кодебек. Он преодолел их бодрым шагом, как подобает человеку, окрыленному надеждой на спасение.
Предприняв несколько безуспешных попыток узнать адрес главного инспектора, барон отправился в редакцию «Ревей», расположенную прямо на набережной. Он нашел там редактора заметки, который, подойдя к окну, воскликнул:
— Ганимар? Но вы наверняка встретили его на берегу реки, с удочкой в руках. Там мы и познакомились, я случайно прочел его имя, выгравированное на удочке. Видите того старикашку, вон там, под деревьями на аллее?
— В сюртуке и соломенной шляпе?
— Именно! О! Странный тип: неразговорчив и немного угрюм.
Через пять минут барон подошел к знаменитому Ганимару, представился и попытался завязать разговор. Не достигнув цели, он откровенно сказал, зачем явился, и изложил свое дело.
Тот, не шелохнувшись и не отводя глаз от поплавка в ожидании клева, выслушал барона, затем повернул голову, оглядел его с ног до головы и, всем своим видом выражая глубокое сочувствие, произнес:
— Месье, обычно людей не предупреждают о том, что хотят их ограбить. Арсен Люпен, в частности, не делает подобных глупостей.
— И тем не менее…
— Месье, если бы у меня возникла хоть тень сомнения, поверьте, удовольствие еще раз вмешаться в дела моего дорогого Люпена возобладало бы над всеми другими доводами. К несчастью, этот молодой человек — за решеткой.
— А если он сбежит?
— Из тюрьмы Санте никто никогда не сбежит.
— Но, он…
— Ни он и никто другой.
— Однако…
— Ну если и сбежит, тем лучше, я снова схвачу его. А пока спите спокойно и не спугните мне опять уклейку.
Разговор был окончен. Барон вернулся домой. Спокойствие Ганимара немного приободрило его. Он проверил замки, проследил за слугами; так прошло еще сорок восемь часов, в течение которых барон уже почти убедил себя в том, что, в сущности, его страхи — просто бред. Ну конечно же, Ганимар прав, людей, которых собираются ограбить, не предупреждают об этом заранее.
Назначенный день приближался. Во вторник утром, накануне 27 числа, — ничего примечательного. Но в три часа дня позвонил какой-то парнишка. Он принес телеграмму.
«Никакой посылки на вокзале Батиньоль. Подготовьте все к завтрашнему вечеру.
Арсен».
И снова паника, да такая, что барон стал задумываться, не уступить ли требованиям Арсена Люпена.
Он помчался в Кодебек. Ганимар ловил рыбу на том же месте, сидя на складном стульчике. Не говоря ни слова, барон протянул ему телеграмму.
— Ну и что дальше? — спросил инспектор.
— Дальше? Но ведь это произойдет завтра!
— Что?
— Ограбление! Кража моих коллекций!
Ганимар положил удочку на землю, повернулся к барону и, скрестив руки на груди, воскликнул, теряя терпение:
— А! Вот оно что, вы воображаете, что я стану заниматься этой идиотской историей?
— Какое вознаграждение вы потребуете за то, что проведете в замке ночь с 27 на 28 сентября?
— Ни одного су, оставьте меня в покое.
— Назначьте вашу цену, я богат, чрезвычайно богат.
Натиск, с которым делалось предложение, ошеломил Ганимара, и он заговорил более спокойным тоном:
