— Этот, — начал я медленно, указывая на вторую чашку, — как будто с легким… дымком.
— Верно, — кивнул Пинкер.
— Ну, а тот, — я указал на первую чашку, — пожалуй, более… цветочный.
— Цветочный! — Пинкер по-прежнему во все глаза глядел на меня. — Цветочный! — Все же как будто оценка его заинтересовала… я бы даже сказал, произвела на него впечатление. — Так… позвольте-ка… — Он подтянул к себе секретарский блокнот, записал: «цветочный». — Продолжайте!
— Во втором есть некая острота.
— Точнее?
— Как запах от карандашных стружек.
— «Карандашные стружки», — также занес в блокнот Пинкер. — Именно так.
Все это походило на какую-то викторину, забавную, но бессмысленную.
— А другой отдает… ну, может быть… грецким орехом? — рискнул я.
— Может быть! — кивнул Пинкер, записывая. — Что еще?
— Этот вот, — я указал на вторую чашку, — как бы со специями.
— С какими же?
— Трудно сказать, — признался я.
— Неважно. — Пинкер вычеркнул «специи». — А! Милости просим! Замечательно. Можно разлить, будьте добры!
Я обернулся. В контору вошла молодая женщина с очередным кофейником. Я отметил про себя, что она весьма привлекательна, — в те дни я считал себя некоторым образом знатоком в этом вопросе. Одета в практичной манере, которая в ту пору была весьма популярна среди служащих женщин. Застегнутый на все пуговицы до самого подбородка строгий длинный жакет и длинная без турнюра юбка едва ли подчеркивали достоинства ее хрупкой фигуры. Между тем, лицо ее было подвижно и живо, а золотистые волосы, хоть и тщательно подколоты, изящно уложены.
Наполнив одну из чашечек, она осторожно поднесла ее мне.
— Благодарю вас, — сказал я, ловя ее взгляд, и лучезарно, как мне казалось, ей улыбаясь.
Даже и заметив мой интерес, девушка вида не подала: лицо хранило профессиональную непроницаемость.
— Пожалуй, стоит записывать, Эмили, — Линкер придвинул к ней блокнот. — Мистер Уоллис только что попытался определить, какую именно пряность наш изысканный бразильский кофе ему напоминает, но вдохновение ему временно изменило.
Секретарь присела за стол и вооружилась ручкой. Пока она ждала, что я продолжу, готов поклясться: какую-то долю секунды в глубинах ее серых глаз я уловил искру насмешки… даже некоторого ехидства. Но, возможно, мне это показалось. Я отпил новый кофе, и, признаться, вообще никакого вкуса не ощутил.
— Простите, но… — проговорил я, поводя подбородком.
— Подуйте! — предложил Пинкер.
Я подул и снова отпил. Этот кофе в сравнении с предыдущими был явно совершенно зауряден.
— Такой подают в «Кафе Руайяль»!
— Весьма похоже, вы правы! — улыбнулся Пинкер. — И этот… э-э-э… тоже ржавый?
— Немного. — Я еще отпил. — И пресный. Совершенно безвкусный. Легкий привкус влажного полотенца.
Я кинул взгляд на секретаря. Она была занята записыванием моих слов — точнее, как я разглядел, выводила в своем блокноте строчки причудливых, похожих на арабские буквы, закорючек. Возможно, это был как раз фонографический метод Питмена,[13] о котором я читал.
— Влажного полотенца… — со смешком повторил Пинкер. — Отлично, хотя полотенце я вряд ли когда-нибудь пробовал на вкус, ни влажное, ни сухое.
Перо стенографистки замерло в ожидании.
— И пахнет как будто… старым половиком, — продолжал я.
Мгновенно мои слова были переведены в очередные черточки и штришки.
— Половиком! — кивнул Пинкер. — Чем еще?
— Чуть-чуть — подгоревшим хлебом.
Очередные закорючки.
— Подгоревшим хлебом. Ну, так. Думаю, пока достаточно.
Записи у девушки не заняли и блокнотной странички. Я испытал дурацкое желание произвести на нее впечатление.
— Скажите, который из этих сортов ваш? — спросил я торговца, указывая на кофейники.
— Который? — Линкер опять-таки, казалось, был изумлен моим вопросом. — Да все!
— А какой же вы собираетесь рекламировать?
— Рекламировать?
— Об этом, — сказал я, указывая на первый кофейник, — можно было бы сказать так… — Я приподнял чашечку. — «Изысканный букет, жемчужина колоний с божественным ароматом грецкого ореха».
Показалось мне, или секретарь в самом деле едва слышно насмешливо фыркнула и тотчас подавила смешок?
— Хотя, как я заметил, в рекламе обычно стремятся прежде всего подчеркнуть пользу для здоровья. Тогда, скажем: «Изысканный привкус грецкого ореха возбуждает здоровый дух».
