Заспанная нечесаная особа доставила мне завтрак только минут через сорок, грохнула подносом об стол и удалилась с видом нескрываемого презрения. Я не смогла заставить себя прикоснуться губами к стакану, на краях которого багровели остатки губной помады, а в соке змеился длинный черный волос. Аппетитно-ароматные свежие булочки хранили на себе вмятины от пальцев нечесаной особы. Но кофе я все же выпила. По счастью, его доставили в кофейнике, а чашку я старательно вымыла с мылом под краном, обрадовавшись горячей воде как старой знакомой. И наконец-то встала под душ.
Покидая свой номер и стараясь думать о том, что «разбойники» еще помнят наставления бородатого, я все же не чувствовала себя в безопасности. Но за столиками пока не было никого. Я миновала их, затем небольшой пустырь между гостиницей и архивом, благополучно вошла, сделала несколько шагов по узенькому полутемному коридорчику и открыла дверь в читальный зал, перебирая в голове варианты фраз для знакомства с местным начальством архива.
Глава 3, в которой нетрудно представить мое удивление
Нетрудно представить мое удивление, когда я увидела за ближайшим к окну выдачи столиком моего вчерашнего бородатого знакомца. Он невольно обернулся на звук открывшейся двери.
— Вы?
— Доброе утро, мсье, — поздоровалась я. — Рада вас видеть.
Это было не просто вежливостью, я действительно обрадовалась ему и, признаюсь, не только по причине безопасности.
— Взаимно. — Он поднялся из-за стола и протянул мне руку. — Игнасио Эньярош.
— Мари Лану, — представилась я. — Очень приятно, мсье Эньярош.
— Просто Игнасио, — сказал он, задержав мою руку в своей немного дольше, чем того требовала учтивость.
— Вообще-то, мадемуазель, — в окошке показалась взлохмаченная седая голова, — главный архивариус — это я. Не нужно отвлекать доктора Эньяроша от его занятий, мадемуазель. Обращайтесь ко мне. Я отвечу на все ваши вопросы. Свидетельство о рождении? О регистрации брака? Спорная собственность?..
Вопросы выскакивали из него, как пробки, и я, чтобы не перебивать старшего коллегу, молча положила перед ним свое командировочное предписание.
— Что это? — растерялся он и вытащил из кармана сначала плоскую наполовину пустую бутылочку, потом клетчатый платок и, наконец, лупу, которую тут же пустил в ход. — Ревизия? Состояние делопроизводства? Да кто вы такая, мадемуазель? С какой стати? У меня образцовый порядок!
— Мсье Сашель, — я прочитала его имя на табличке, — конечно, у вас все отлично, никто и не сомневается, но я должна представить отчет по определенной форме и очень рассчитываю, что вы поможете мне довести до сведения начальства доказательства того, что в вашем архиве образцовый порядок.
Эту фразу я составила заранее, прекрасно понимая, что вряд ли найду здесь дружественный прием, и, похоже, старик оценил мое красноречие.
— Ладно, дочка, валяй. Ты тоже человек подневольный.
Мсье Сашель вздохнул, встряхнул свою плоскую бутылочку и посмотрел через нее на свет. Потом сухими старческими пальцами осторожно отвинтил крышечку, снова вздохнул, сделал глоток, другой, кашлянул, завинтил крышечку, убрал бутылочку в карман. Обвел глазами помещение и вдруг заговорщицки подмигнул.
— Валяй, дочка, валяй!
И повел меня в хранилище. Естественно, его хозяйство представляло собой грустное зрелище.
— Кошмар? — сочувственно поинтересовался Эньярош, когда я устроилась за соседним столом с грудой описей и описью описей архива.
— Не то слово, — прошептала я в ответ, как будто в читальном зале была куча народу. — Я очень понимаю мсье Сашеля.
— В смысле недовольства вашим появлением или наличия стеклянной спутницы в его кармане? — Эньярош опять перешел на английский, но тоже говорил очень тихо.
Я усмехнулась.
— И то, и другое. Вы американец?
— Нет, с чего вы взяли?
— Вы упорно не хотите говорить по-французски.
— Я его плохо знаю. Я из Колумбии.
— О чем это вы там шепчетесь, господа? — Из окошка выглянул обиженный архивариус. — Кажется, здесь нет посторонних.
— Мы просто не хотели вам мешать, мсье Сашель, — сказала я. — Я предложила мсье Энь-ярошу пойти выпить кофе.
