Он постоял рядом с «Бьюиком», вдыхая летний ночной воздух, словно койот. Прошло время. Он усмехнулся. Теперь он знал.
Он скользнул за руль «Бьюика» и пару раз нажал на педаль газа, чтобы подготовить карбюратор. Мотор заурчал, и стрелка индикатора бензина качнулась до отказа вправо. Он тронулся с места и объехал заправку. В свете фар сверкнули два изумруда — глаза кошки, зажавшей в зубах маленькое безвольное мышиное тельце. При виде его ухмыляющегося, луноподобного лица, кошка выронила свою добычу и убежала. Флегг громко расхохотался — это был искренний смех человека, у которого на уме только хорошее. Выехав с заправки, он повернул направо и отправился на юг.
— Мама, — донесся хриплый, протяжный крик. — Мама!
Скрестив ноги, Ллойд сидел на полу своей камеры. Обе его руки были в крови, словно он надел красные перчатки. Легкая голубая рубашка также была испачкана кровью, так как он вытирал об нее руки. Было десять часов утра двадцать девятого июня. Сегодня в семь часов утра Ллойд заметил, что правая передняя ножка его койки шатается. С тех пор он пытался отвернуть болты, которые крепили ее к полу и к кроватной раме. Роль инструментов исполняли его пальцы. Ему удалось выковырять пять из шести болтов. В результате руки его стали похожи на раскрошившиеся сырые гамбургеры. Шестой болт оказался упрямой штучкой, но он начинал думать, что в конце концов ему удастся его вытащить. О том, что будет дальше, он не позволял себе думать. Единственный способ избежать паники — это поменьше думать.
— Мамаааа…
Он вскочил на ноги, роняя на пол капли крови со своих израненных, дрожащих пальцев, и высунул голову в коридор так далеко, как только мог, схватившись руками за решетку и яростно выкатив глаза.
— Заткнись, мудила! — закричал он. — Заткнись, ты меня достал!
В воздухе повисла долгая пауза. Ллойд наслаждался тишиной. Молчание — золото. Эта поговорка всегда казалась ему глупой, но теперь он готов был признать, что в ней есть доля правды.
— МАААААААМААААААА… — донесся снизу протяжный вопль.
— Господи, — пробормотал Ллойд. — Господи Боже. ЗАТКНИСЬ! ЗАТКНИСЬ! ЗАТКНИСЬ, ЧЕРТОВ МУДАК!
— МААААААААААМАААААААААААААА…
Ллойд с яростью принялся за ножку своей койки, пытаясь не обращать внимания на дрожь в пальцах и панику в голове. Он попытался точно вспомнить, когда он в последний раз видел своего адвоката — подобные факты быстро тускнели в памяти Ллойда, которая удерживала хронологию прошедших событий не лучше, чем решето — воду. Три дня назад. Да. Когда его вели мимо дверного охранника, тот чихнул Ллойду прямо в лицо, забрызгав его слюной. Я тут припас для тебя несколько вирусов, пидор ты гнойный; все, начиная с директора, у нас больны, а я верю в то, что богатство надо делить поровну. В Америке даже такие подонки, как ты, имеют право заболеть гриппом. Его ввели к Девинзу. У Девинза были хорошие новости. Судья, который должен был председательствовать на слушании дела Ллойда, был скошен гриппом. Двое других судей также были больны. Может быть, они добьются отсрочки. Постучи по дереву, — сказал ему адвокат. Когда это будет точно известно? — спросил Ллойд. Все может выясниться только в последнюю минуту, — ответил Девинз. Я дам тебе знать, не беспокойся. Но с тех пор Ллойд его не видел, и сейчас, думая об их последней встрече, Ллойд вспомнил, что у адвоката был насморк и…
— ОооооуууууааааГосподи!
Он засунул пальцы правой руки себе в рот и ощутил вкус крови. Но этот задроченный болт немного подался, а это значило, что он обязательно его отвернет. Даже крикун снизу теперь не выведет его из себя. Сейчас он открутит болт. А потом просто подождет и посмотрит, что у него получилось. Он посасывал пальцы во рту, давая им отдохнуть. Когда все будет кончено, он разорвет свою рубашку на полосы и забинтует их.
— Мама?
— Имел я твою маму в рот, — пробормотал Ллойд.
Вечером того дня, когда он в последний раз виделся с Девинзом, из камер стали выносить тяжело больных заключенных. Человек в камере справа от Ллойда — его звали Траск — обратил внимание на то, что и сами охранники набиты соплями. Может, нам обломится с этого какая-нибудь выгода? — сказал Траск. Какая? — спросил Ллойд. Не знаю,