— Вот он! — закричал Стью. — Вот он, маленький ублюдок! Здесь! Прямо здесь!
— Стью? — сказала Перион.
— Фрэн, покажи мне снова эту картинку! Быстро! Быстро!
— Ты можешь его удалить? — спросил Глен. — Господи, Восточный Техас, неужели у тебя получится?
Гарольда с ними не было. Он ушел еще в самом начале, зажимая рукой рот. Последние пятнадцать минут он стоял к ним спиной в маленькой рощице к востоку от них. Теперь он повернулся к ним, и в его круглом красном лице засветилась надежда.
— Не знаю, — сказал Стью. — Может быть.
Он уставился на цветную иллюстрацию, которую держала перед ним Фрэн. Руки у него были по локоть в крови.
— Стью? — сказала Перион.
— Вытри мой лоб, Фрэнни, я потею, как глупая свинья… спасибо… Господи, эти проклятые внутренности… ага, попался. Попался.
— Стью, — сказала Перион.
— Дай мне ножницы, Глен. Нет, не те. Которые поменьше.
— СТЬЮ.
Он наконец поднял на нее глаза.
— Не стоит, — сказала она спокойно, мягко. — Он мертв.
Он посмотрел на нее, и его сузившиеся глаза медленно расширились.
Она кивнула.
— Почти две минуты назад. Но спасибо тебе. Спасибо за то, что ты попытался.
Стью посмотрел на нее долгим взглядом.
— Ты уверена? — прошептал он наконец.
Она снова кивнула. Слезы бесшумно потекли по ее лицу.
Стью отвернулся от них, уронил маленький скальпель, который был у него в руках, и закрыл лицо руками в жесте безысходного отчаяния. Глен уже отошел в сторону, не оглядываясь и сгорбив плечи, словно от удара.
Фрэнни обвила Стью руками и прижала его к себе.
— Ну и дела, — сказал он. Он повторял эту фразу снова и снова, и голос его был таким медленным и бесцветным, что она испугалась. — Ну и дела. Все кончено. Ну и дела. Ну и дела.
— Ты сделал все, что мог, — сказала она и обняла его еще крепче, словно боясь, что он улетит.
— Ну и ну, — сказал он еще раз с унылой безнадежностью.
Гарольд Лаудер смотрел на Фрэнни и Стью с растущим подозрением и страхом. Через несколько секунд он резко повернулся и пошел прочь. Вернулся он только после ужина.
На следующее утро она снова проснулась рано. Кто-то тряс ее за плечо. Я открою глаза, и это окажется Глен или Гарольд, — подумала она сквозь сон. Все повториться снова, и будет повторяться постоянно, до самого конца. Те, кто не усвоил уроков истории…
Но это был Стью. Уже занималась заря. Все остальные спали.
— В чем дело? — спросила она, садясь на постели. — Что-то случилось?
— Мне снова снился сон, — сказал он. — Не о старой женщине, а о… о другом. О темном человеке. Я испугался, и тогда я…
— Постой, — сказала она, испугавшись выражения у него на лице. — Скажи, в чем дело, пожалуйста.
— Это Перион. Веронал. Она вынула веронал из рюкзака Глена.
У нее перехватило дыхание.
— О Господи, — сказал Стью потерянно. — Она мертва, Фрэнни.
Она попыталась заговорить, но обнаружила, что не может этого сделать.
— Наверное, надо разбудить остальных, — сказал Стью отсутствующим тоном. Он поскреб щетинистую щеку. Фрэн еще помнила, какой колючей она была вчера, когда они обнялись. Он повернулся к ней в изумлении. — Когда же это кончится?
— Думаю, никогда, — сказала она тихо.
Они посмотрели друг на друга в свете занимающейся зари.
Из дневника Фрэн Голдсмит 12 июля 1990 Этим вечером мы разбили лагерь к западу от Гилдерленда, штат Нью-Йорк. Наконец-то выехали на дорогу между шоссе N80 и N90. Волнение после встречи с Марком и Перион (вам не кажется, что это прелестное имя? мне кажется) понемногу улеглось. Они согласились ехать с нами… собственно говоря, они первые предложили нам это.
Но я не уверена, что Гарольд предложил бы им стать нашими попутчиками. Вы же знаете, какой он. И он был слегка ошарашен (по-моему, Глен тоже) количеством оружия, которое они на себе тащили.
Наверное, я уже много страниц исписала, рассказывая о ПСИХОЛОГИИ ГАРОЛЬДА. Если вы ее до сих пор не поняли, то не поймете уже никогда. За его напускной развязностью и всеми этими напыщенными разглагольствованиями скрывается испуганный маленький мальчик. Он не может по-настоящему поверить в то, что все изменилось. Часть его — и не маленькая — продолжает верить в то, что в один прекрасный день все его школьные мучители поднимутся из могил и начнут стрелять в него шариками из жеваной бумаги. Иногда я думаю, что для него (а может быть, и для меня) было бы лучше, если бы мы не зацепились друг за друга в Оганквите. Я — часть его прежней жизни, когда-то я была лучшей подругой его сестры, и так далее, и тому подобное. Чтобы подытожить мои причудливые отношения с Лаудером, я бы сказала, что как это ни странно, но теперь, когда я знаю то, что знаю, я бы скорее выбрала себе в друзья
