— Если он ночью перережет мне глотку, то вам волей-неволей придется принять в этом участие.
Она наклонила голову.
Говоря так тихо, что только она могла его слышать (он не знал, понимает ли наблюдавший за ними Джо, что они говорят), Ларри произнес:
— Он мог бы сделать это уже прошлой ночью, если бы вы не пошли за ним. Разве это не так?
— Все это могло бы случиться, но ведь не случилось, — ответила она мягко.
Ларри засмеялся.
— Дух Рождества вот-вот придет?
Она подняла на него глаза.
— Я хочу пойти с вами, Ларри, но я не могу оставить Джо. Вам решать.
— Это не так-то просто.
— Жизнь в наши дни не очень простая вещь.
Он задумался. Джо сидел на обочине, наблюдая за ними глазами цвета морской воды. Позади них настоящая морская вода омывала скалы, с шумом прорываясь в секретные ходы, проделанные ею в камне.
— Хорошо, — сказал он. — Мне кажется, что вы проявляете к нему опасную снисходительность, но… хорошо.
— Спасибо вам, — сказала Надин. — Я буду отвечать за его поступки.
— Это будет большим утешением, когда он убьет меня.
— Это будет на моей совести до последнего дня жизни, — сказала Надин, и внезапно уверенность в том, что в не слишком отдаленном будущем все ее слова о святости жизни обернутся против нее, чтобы посмеяться над ней, захлестнула ее, как порыв холодного ветра. Она поежилась. Нет, — сказала она себе. Я не могу стать убийцей. Только не это. Никогда.
В тот вечер они разбили лагерь на мягком белом песке публичного пляжа в Уэллсе. Рядом с комком водорослей, отмечавшим самую высокую линию прилива, Ларри развел большой костер. Джо сел с другой стороны костра, подальше от него и от Надин, и бросал в огонь небольшие палочки. Иногда он поджигал палку побольше и начинал носиться с ней по пляжу, держа ее перед собой, словно единственную свечу, зажженную в честь его дня рождения.
— Вы играете?
Он слегка подпрыгнул при звуке ее голоса и посмотрел на футляр, лежавший перед ним на песке. Раньше он стояла, прислонившись к «Стейнвею» в музыкальной комнате большого дома, куда они проникли, чтобы добыть себе ужин. Он нагрузил свой рюкзак консервными банками и, подчиняясь внезапному импульсу, взял с собой гитару, даже не заглянув в футляр. Последний раз он играл на гитаре во время той сумасшедшей вечеринки, а было это шесть недель назад. Совсем в другой жизни.
— Да, играю, — сказал он и обнаружил, что хочет играть, но не для нее, а просто потому, что иногда это приятно, это прочищает мозги. А когда разводят костер на пляже, то кто-нибудь обязательно берется за гитару.
— Давайте-ка посмотрим, что у нас там, — сказал он, расстегивая замки.
Он ожидал, что гитара окажется хорошей, но то, что лежало внутри, все-таки оказалось для него приятным сюрпризом. Это была двенадцатиструнная гитара фирмы «Гибсон». Прекрасный инструмент, возможно, даже ручной работы.
— Красивая, — сказала она.
— Это точно.
Он взял несколько аккордов, и ему понравилось звучание, хотя струны и были немного расстроены. Звук был насыщеннее и богаче, чем у шестиструнки. Гармоничный, но жесткий.
Он стал настраивать гитару на слух, вспоминая о Барри Григе, Джонни МакКолле и Уэйне Стаки. Когда он уже почти закончил, Надин дотронулась до его плеча, и он поднял взгляд.
Джо стоял рядом с костром, позабыв о потухшей палке в руке. Странные глаза его смотрели на Ларри с откровенной зачарованностью, а рот его был раскрыт.
Очень тихо, так тихо, что это могла быть всего лишь мысль у него в голове, Надин сказала:
— У музыки есть волшебная сила…
Ларри начал наигрывать старые блюзы, которые он выучил с пластинки «Электры», когда был еще подростком. Потом, убедившись в том, что гитара хорошо настроена, он запел… пел он всегда лучше, чем играл.
Крошка, я вернулся из далеких мест Ночь в день превратит мой приезд Потому что я здесь Далеко от дома Но ты слышишь, как я еду сюда На хребте у черного кота.
Джо улыбался, как человек, который только что узнал какой-то приятный секрет. Ларри подумал, что он стал похож на кого-то, кто долгое время страдал от зуда между лопатками в том месте, куда не достают руки, а потом наконец встретил человека, который точно знал, где надо почесать, чтобы зуд прошел. Он порылся в запылившихся архивах своей памяти в поисках второго куплета и нашел то, что искал.