— Ты здесь, Жан-Клод? Я даже дыхания твоего не слышу.
— Мне нет необходимости дышать, ma petite, как ты хорошо знаешь.
— Это просто пословица.
Он вздохнул, и у меня по коже пробежала дрожь — на этот раз он звучал очень сексуально. Он мог действовать на меня своей силой — и все равно закрываться, как дьявол. Я вот, когда так глухо закроюсь, отрезаю себя от своих способностей.
— Прекрати, не надо меня отвлекать голосом. О чем это Малькольм не может говорить без того, чтобы его убили?
— Тебе не понравится мой ответ, ma petite.
— Ты скажи, а решать я буду.
— Не могу. Я под той же клятвой, что и Малькольм, что и все вампиры, где бы они ни были.
— Все вампиры?
— Oui.
— Да кто мог бы — или что могло бы — вынудить вас всех к подобной клятве? — Я задумалась над своим вопросом и тут же нашла ответ. — Конечно, совет вампиров. Который правит всеми вами.
— Oui.
— И ты мне не станешь говорить ничего о том, что происходит?
— Я не могу, ma petite.
— Что ж, это чертовски досадно.
— Ты понятия не имеешь, как это досадно, ma petite.
— Я твой слуга-человек. Это не посвящает меня во все твои тайны?
— Да, но это не моя тайна.
— Что значит — не твоя.
— Это значит, ma petite, что я не могу обсуждать ее с тобой, если не получу специального разрешения.
— А как ты его получишь?
— Не дай бог, чтобы я когда-нибудь мог тебе ответить на этот вопрос.
— А это что значит?
— Это значит вот что: если я буду в состоянии с тобой об этом говорить открыто, значит, к нам обратились. А это будет очень нехорошо, если к нам обратится это.
— Это? Это какой-то предмет, а не личность?
— Я ничего больше не скажу.
Я знала, что могла бы нажать на его щиты, иногда они давали трещину. Сейчас я об этом подумала, и он будто прочел мои мысли — а может, и не «будто».
— Пожалуйста, ma petite, не надо на меня давить.
— Насколько это плохо?
— Достаточно плохо, но думаю, что это не наше «плохо». Я думаю, Малькольм будет отвечать за свои преступления перед вампирской юстицией, будем мы что-то делать или нет.
— Так что, эта личность, или это явление, охотится за Малькольмом?
— Вероятно. Этот легальный статус — вещь очень новая. Мне известно, что некоторые старейшие вампирские политики им очень озадачены. Возможно, некоторые решили воспользоваться им в своих интересах.
— У меня два месяца назад был случай, когда один вампир подставил другого, пытался повесить на него убийство. Я не хочу убивать ни в чем не виновного.
— Можно ли о каком бы то ни было вампире такое сказать?
— Жан-Клод, не вешай мне на уши этот расистский фундаментализм.
— Мы чудовища, ma petite. Ты знаешь, что я искренне так считаю.
— Да, но ты не хочешь возвращения к недобрым старым дням, когда на вас круглый год был сезон охоты.
— Нет, этого я не хочу.
Какой-то подтекст угадывался за сухим тоном его голоса.
— Ты очень плотно экранируешься, я не ощущаю твоих чувств. Так плотно ты экранируешься только когда боишься. Боишься всерьез.
— Я боюсь, что ты возьмешь из моего разума то, о чем мне запрещено тебе сообщать. Для нас не существует способа «обдурить», выражаясь твоим термином, это правило. Если ты даже прочтешь эту тайну у меня в мыслях, случайно, это может послужить основанием для казни нас обоих.
— Да что же это за тайна такая?
— Я уже рассказал все что мог.
— Мне сегодня приходить ночевать в «Цирк Проклятых»? Будем ставить фургоны в круг?
Он помолчал, потом ответил:
— Нет, не надо.
— Ты не слишком уверен.
— Я думаю, что очень было бы нехорошо, если бы ты сегодня спала со мной, ma petite. Секс и сны — в это время убираются щиты, и ты можешь узнать то, что узнавать никак не должна.
— Ты хочешь сказать, что мы не увидимся, пока не решится этот вопрос?
— Увидимся, ma petite, но не сегодня. Я обдумаю нашу ситуацию и к завтрашнему вечеру выберу для нас образ действий.
— Образ действий? А каковы возможности?
— Я не решаюсь говорить.
— Нет уж, черт возьми, Жан-Клод, говори!
Я слегка разозлилась. Но под ложечкой у меня свернулся ком не от злости — от страха.
— Если все обойдется, ты никогда его не узнаешь, этого секрета.
— Но это нечто такое, что совет мог послать убить Малькольма и уничтожить его церковь?
