— Вы не стали со мной спорить, миз Блейк.
— Я не могу решить, считаете вы мое влияние на Жан-Клода цивилизующим или же дурным.
— Когда-то я видел в вас его жертву, Анита. Сейчас я уже не могу сказать с уверенностью, кто из вас чья жертва.
— Мне оскорбиться?
Он смотрел на меня, ничего не говоря.
— В последний раз, когда я была в вашей церкви, вы меня назвали орудием зла и обвинили в черной магии. Жан-Клода вы назвали безнравственным типом, а меня — его шлюхой. Или чем-то вроде этого.
— Вы хотели увести моего прихожанина, чтобы убить без суда и следствия. И вы застрелили его на территории церкви.
— Он был серийным убийцей. У меня был ордер на ликвидацию любого, кто участвовал в этих преступлениях.
— Любого вампира?
— Вы хотите сказать, что там были замешаны люди или оборотни?
— Нет, но если бы были, вам бы не было разрешено их убивать на месте, и чтобы полиция вам в этом помогала.
— Мне случалось выполнять ордера на оборотней.
— Они очень редки, Анита, а на людей ордеров на ликвидацию не бывает.
— Есть смертная казнь, Малькольм.
— Да, после суда и многих лет апелляции. Это если ты — человек.
— Чего вы хотите от меня, Малькольм?
— Справедливости.
— Закон не есть справедливость, Малькольм. Закон — всего лишь закон.
— Она не совершала преступления, в котором ее обвиняют. Как и наш заблудший брат Эвери Сибрук не был виновен в том преступлении, за которое вы его разыскивали.
Всех членов своей церкви, ушедших к Жан-Клоду, Малькольм именовал «заблудшими». Тот факт, что у Эвери — вампира — имелась фамилия, означал, что он мертв очень недавно и что он — американский вампир. Обычно у вампиров есть только имя — как у Мадонны или Шер, и в каждой стране такое имя может иметь только один вампир. За право носить то или иное имя дрались на дуэлях. Так было до сих пор и у нас, но кончилось. Мы стали давать вампирам фамилии — вещь неслыханная.
— Я сняла с него обвинения. Хотя по закону не была обязана.
— Нет, вы могли убить его на месте, потом обнаружить свою ошибку — и закон бы вам ничего не сделал.
— Я не писала этот закон, Малькольм. Я только его выполняю.
— Но и вампиры не писали этот закон, Анита.
— Это верно. Но человек не может загипнотизировать другого человека так, чтобы тот участвовал в собственном похищении. Человек не может улететь, держа в руках свою жертву.
— А поэтому нас можно убивать?
Я снова пожала плечами. В этот спор я вступать не стану, потому что мне самой эта сторона моей работы перестает нравиться. Я больше не считаю вампиров чудовищами, а потому убивать их мне труднее. Чудовищным становится их убивать, когда они не могут сопротивляться, и чудовище при этом — я.
— Что вы от меня хотите, Малькольм? У меня ордер на Салли Хантер. Свидетели видели, как она выходила из квартиры Беев Левето. Миз Левето погибла от нападения вампира. Я знаю, что этого не делал ни один из вампиров Жан-Клода. Остаются ваши.
Черт, у меня же в файле лежит ее фотография с водительского удостоверения. Надо признаться, что фотография эта заставляла меня чувствовать мою схожесть с наемным убийцей. Карточка — чтобы не ошибиться.
— Вы в этом уверены?
Я моргнула, глядя на него — медленно, чтобы выиграть время подумать и чтобы не выглядело так, будто я лихорадочно соображаю.
— Что вы ходите вокруг да около, Малькольм? Тонкостей я не понимаю, вы мне просто скажите, что пришли сказать.
— В моей церкви на прошлой неделе появился кто-то очень и очень сильный. Скрываясь. Я не могу определить эту личность среди новых лиц моих прихожан, но я знаю, что появился кто-то невероятно сильный. — Он подался вперед, и маска его спокойствия чуть дала трещину. — Вы понимаете, насколько это мощная сила, если я ее учуял, всей своей мощью попытался ее найти в зале — и не смог?
Я прикинула. Малькольм — не мастер города, но, пожалуй, один из самых сильных в городе вампиров. И стоял бы в иерархии существенно выше, кабы не его эти жуткие моральные принципы — кое в чем они его ограничивали.
Я облизала губы — осторожно, чтобы не стереть помаду, — и кивнула.
— Эта личность намеренно дала вам знать о своем присутствии, или так получилось случайно?
