Ариэля беспокоило одно: что будут делать пассажиры, если заметят его и Шарада? И он был настороже.
Прошло, вероятно, не более получаса, как у края правого крыла, возле кабины показалась голова в пилотском шлеме и очках. Ариэль с волнением следил за головой в шлеме. Не покажется ли рука с револьвером? Но голова скоро скрылась под крылом и не появлялась. Быть может, люди совещались. Летчик, наверное, обратил внимание на толчок и увеличение веса аэроплана.
На горизонте показался маяк, круглый купол обсерватории. Что-то очень знакомое… И вдруг Ариэль вскрикнул: он узнал Мадрас.
У Ариэля не было никакого жизненного опыта, никаких практических знаний. Как жестоко он ошибся! Аэроплан летел не на север, а на юг — в Мадрас. Ну конечно! Ведь океан по левую сторону. И как только он не сообразил! Ариэль схватил ничего не понимающего Шарада и ринулся вниз. К счастью, под ними были густые заросли бамбука и тростника. Оглушенные ревом моторов, они некоторое время не слышали друг друга. И только когда шум в ушах утих, Ариэль объяснил Шараду, почему они так внезапно покинули аэроплан.
— Теперь мы поступим умнее. Дождемся тумана или сумерек и незаметно опустимся на аэроплан, который полетит на север. В другой раз я уже не ошибусь.
Хотелось есть, но ведь в Дандарате они так привыкли голодать! Шарад пожевал молодые побеги тростника. Боясь попасться в руки врагов, они не выходили из своего убежища.
К вечеру небо заволокло тучами. Ночью шел дождь, а к утру поднялся густой туман. И вдруг в тумане послышался гул моторов. Ариэль и Шарад, крепко связавшись полотенцем, поднялись в воздух. Сесть на крыло в тумане было нелегко и небезопасно. Аэроплан едва не сбил их, и когда Ариэль бросился в сторону, полетел вперед. Пришлось, напрягая силы, догонять его. Это, наконец, удалось. Теперь Ариэль осторожно опустился на крыло, и оно дало едва заметный крен. Они летели почти весь день, страдая от жары, жажды и голода, но каждый час, каждая минута уносили их все дальше от ненавистного Дандарата и страшного Пирса.
К вечеру поднялась гроза. Самолет трепало. Он нырял в воздушных ямах, поднимался на гребни воздушных волн. Во время одного сильного порыва Ариэль и Шарад были сброшены с самолета. Догнать аэроплан у Ариэля не хватило сил, и они начали опускаться на землю.
— На этот раз нам удалось улететь далеко, Шарад, — сказал Ариэль.
Глава тринадцатая
ВИШНУ И ПАРИИ
Еще в воздухе они увидели развалины длинного здания без крыши. Ариэль и Шарад приземлились на груду щебня в одной из комнат этого здания, вспугнув целую тучу летучих мышей, ютившихся по углам. Мыши долго летали, пока, наконец, не успокоились. Беглецы нашли местечко, защищенное от дождя и ветра, обнялись и заснули.
На заре Ариэль поднялся первым, стараясь не разбудить Шарада. Он вылез через пролом в стене и оглянулся.
Солнце еще не всходило. Клочья легкого тумана тянулись над землей, как ночные призраки, вспугнутые первым веянием утра. Растения были покрыты крупными каплями росы. Развалины неуклюжего здания придавали местности унылый вид. Безобразное дерево ашат протянуло свои толстые цепкие корни сквозь зияющие трещины в стене. Среди цветущих кустарников кое-где возвышались обломки этой стены. Два полуразрушенных столба указывали на место бывших ворот. От них к берегу реки шла аллея из деревьев шишу. Под сенью вековых деодаров виднелись бугорки, похожие на могилы. В тумане поблескивал пруд с размытыми берегами. Вода из него вытекала ручейками, а его дно служило ложем для корней кориандра. Запах его цветов наполнял весь сад. За чертою сада начиналось небольшое кукурузное поле, с краю стояла хижина, крытая соломой. Глиняные стены потемнели от ливней.
Заря окрасила туман. Защебетали птицы, ожили вороньи гнезда. Первый луч солнца зажег бриллиантом росинку на листе кустарника. Ариэль засмотрелся на сверкающую точку. Но она вдруг исчезла. Жадное солнце выпило ее. Ариэлю стало грустно. Красота и радость так быстротечны… Присев на камень, он задумался.
Звуки и шорохи пробуждающегося дня мешали сосредоточиться.
Из хижины за кукурузным полем вышел старик в одном дхоти и, напевая, начал свою ежедневную утреннюю работу — он обмазывал свою избу свежей глиной.
