– Фигурное катание. Показательные… – громко вздохнул немолодой эксперт ЭКО.
– Эй, хозяева! – больше не уповая на звонок, закричал Володин и пнул несколько раз массивную железную калитку ногой.
– Иду, иду! – женский голос. – Рекс, место! Пушок, замолчи! Кто там?
– Открывайте, милиция, – Володин.
– Одну минуточку. Место, место, Рекс! Громыхнул засов, калитка бесшумно отворилась, и невысокая худенькая женщина спросила:
– В чем дело?
– Здесь проживает Бусыгина Зоя Павловна? – шагнул вперед Володин.
– Да, это я. Что вы хотели?
– Можно пройти в дом? А то не очень здесь удобно, простудитесь – зима…
– Пожалуйста. Я закрою сейчас Рекса… Пушок не кусается.
Просторная гостиная полыхнула светом старинной хрустальной люстры; ковры, арабская мебель, цветной телевизор новейшей марки, японская стереосистема…
– Вы… вы не по поводу мужа? – с робкой надеждой спросила Зоя Павловна. – Нашелся?
– Это его фотография? – вместо ответа Савин прошел вглубь гостиной, где висел хорошо выполненный фотопортрет Власа Ахутина. Конечно, это был он, сомнений уже не оставалось!
– Да, его. Что с ним, скажите?
– Бусыгин Григорий Фомич, 1918 года рождения… Так?
– Ну конечно!
– Это вы подали заявление о розыске? – Савин чувствовал, что радость переполняет его (и все-таки Ахутин рискнул сменить фамилию! – довольно смелый, неожиданный ход).
– Я, я! Ну что, что с ним случилось?
– Пожалуйста, не волнуйтесь. И сначала ответьте на наши вопросы… – Савину почему-то стало жалко худенькую издерганную женщину, которая как-то ни своим внешним видом, ни манерами не вписывалась в эту роскошную обстановку.
– Хорошо… Я постараюсь… Спрашивайте…
– Бусыгин – подлинная фамилия вашего мужа?
– Нет. Подлинная – Ахутин.
– Когда он сменил свою фамилию на вашу?
– В 1968 году.
– Чем это было вызвано?
– Я… я не знаю… Он сказал, что так нужно… Я никогда не интересовалась его делами… Он запретил…
Тайник нашли только к утру. Уставшие понятые мигом сбросили сонную вялость при виде содержимого тайника, который был хитроумно вмонтирован во вращающийся простенок: золотой песок и самородки в полиэтиленовых мешочках, золотые монеты царской чеканки, шкатулка из красного дерева, инкрустированная цветной эмалью и серебром, доверху наполненная драгоценными камнями, аккуратные стопки сотенных, перевязанные шпагатом, английские фунты, западно-германские марки, американские доллары, завернутые в станиоль…
Но Савина больше интересовало содержимое другой шкатулки, самой что ни есть заурядной, ширпотребовской, которую извлекли первой. Не веря глазам своим, он молча протянул ее Володину, который, заглянув внутрь, на миг онемел.
А в углу гостиной, прижав кулаки к груди, безмолвно застыла Зоя Павловна. И только ее большие черные глаза полнились криком, который за столько лет так и не вырвался наружу.
Свой кабинет Кукольников не любил. Он почему-то напоминал ему фамильный склеп польского князька, который Кукольникову довелось увидеть будучи в Варшаве: угрюмые стены, сводчатый потолок, окно, забранное решеткой. От массивных стен всегда тянуло прохладой, и он, иззябнув, иногда даже в жаркие летние дни кутался в пушистый плед – годы давали о себе знать. Стылая кровь, стылые и опостылевшие мысли…
Кукольников слушал радио. Сквозь треск и шум мощно прорывался голос диктора Совинформбюро:
"…Вчера, двадцать третьего июля тысяча девятьсот сорок третьего года, успешными действиями наших войск окончательно ликвидировано июльское немецкое наступление из районов южнее Орла и севернее Белгорода в сторону Курска…" Кукольников, тяжело вздохнув, прибавил громкости.
"Немцы бросили в наступление против наших войск свои главные силы. Это новое наступление не застало наши войска врасплох. Они были готовы не только к отражению наступления немцев, но и к нанесению мощных контрударов…"
Кукольников в раздражении хотел было выключить приемник, но пересилил себя – разведчик абвера его ранга должен знать истину, не приукрашенную и не затушеванную геббельсовской пропагандой. Поэтому он только зябко передернул плечами, словно ему стало холодно, покосился на плед, который лежал, небрежно брошенный в кресло, но встать поленился, лишь быстро и сильно потер сухие жилистые руки.
