— И ее семья дала ей умереть в несчастье?
— А почему нет? Ведь это было ее собственным выбором, она только искупила свой проступок. Вам это непонятно, графиня?
Опять его слова были пронизаны обычной горечью. Герта медленно подняла на него глаза, но их взгляд уже не поражая своим ярким блеском — слезы смягчили этот блеск и придали необычную мягкость взгляду.
— Нет, это мне непонятно, но я понимаю, что она могла пойти за любимым человеком наперекор всему свету, хотя бы эта дорога и привела ее к несчастью и к позору, даже к гибели... Я сама могла бы поступить так!
— Герта! И это вы говорите мне? Это я слышу из ваших уст? — страстно крикнул Михаил и, прежде чем она могла воспрепятствовать, схватил ее руку и стал покрывать бурными поцелуями.
Это заставило графиню опомниться.
— Капитан Роденберг, Бога ради... Вы забываете...
— Что? — спросил он, еще крепче сжимая ее руку.
— Что я — невеста Рауля!
— Невеста, но не жена! Эту нить можно и порвать! Дайте мне право на это, и я...
— Нет, Михаил, никогда! Теперь поздно, я связана...
— Вы свободны, стоит вам только захотеть, но вы не хотите!
— Я не могу!
— Герта! Это — ваше последнее слово?
— Последнее.
Михаил выпустил ее руку и отступил назад.
— В таком случае извините меня за мою дерзость!
Герта видела, как глубоко он оскорблен. Михаил опять не верил ей, он думал, что это прежняя нечистая игра. Достаточно было ей сказать одно только слово, и он понял бы свою ошибку, но перед ней вдруг встал образ старого генерала. Да, слово было дано, и его надо было держать. Добровольно заключенного союза не разрывают за несколько недель до свадьбы только потому, что надумалось иное! Герта опустила голову и молчала. А на улице все более неистово, все более зловеще бушевал крепнувший ветер...
Прошла минута тяжелого молчания. Наконец Герта безмолвно направилась к выходу. Михаил последовал за ней на расстоянии нескольких шагов. Никто из них не говорил ни слова. Так они вышли в притвор, и тут навстречу им показался священник с взволнованным, озабоченным лицом.
— Я искал вас, графиня, — сказал он, тяжело переводя дух от быстрой ходьбы. — А, и ты тут, Михаил! Из замка прибыл нарочный...
— Из замка? — испуганно вскрикнула Герта. — Уж не стало ли маме хуже?
— Похоже, что состояние графини ухудшилось, и баронесса фон Эберштейн сочла нужным известить вас об этом. Вот письмо.
Герта вскрыла поданный ей конверт и пробежала письмо. Отец Валентин увидел, что она побледнела.
— Я должна ехать! Нельзя терять ни минуты. Прошу вас, ваше высокопреподобие, прикажите запрягать!
— Вы хотите ехать теперь? — с изумлением спросил священник. — Да ведь уже смеркается, через полчаса будет совсем темно, а буря все усиливается. Вы не можете отправиться ночью через горы!
— Я должна! Герлинда пишет мне в таких выражениях, которых не стала бы употреблять, если бы матери не грозила серьезная опасность.
— Но вы подвергаете опасности самое себя! Михаил, что ты скажешь?
— Будет очень бурная ночь, — сказал Михаил, выступая вперед. — Должны ли вы действительно ехать, графиня?
Вместо ответа она подала ему письмо, в котором было всего несколько слов, набросанных в большой спешке:
«Крестной внезапно стало хуже, она зовет тебя, я смертельно боюсь. Врач говорит о тяжелом, быть может, смертельном припадке. Сейчас же приезжай! Герлинда».
— Вы сами видите, что у меня нет выбора, — голос Герты дрожал. — Если я сейчас же двинусь в путь, то доберусь до замка еще до полуночи. Пойдемте, ваше высокопреподобие.
Они вышли из церкви и направились к деревушке. Герта и отец Валентин с трудом шли против ветра. Священник сделал еще попытку уговорить девушку отложить поездку до рассвета, но все было напрасно.
Из дома священника навстречу им выбежал гонец, прискакавший верхом. Но он не мог ничего ответить на тревожные расспросы Герты; он знал только, что доктор считает положение графини очень серьезным и велел ему торопиться, как только можно.
Михаил, молчавший, пока священник пытался отговорить Герту от поездки, теперь подошел к ней и тихо спросил:
— Могу я проводить вас?
— Нет! — последовал столь же тихий ответ, данный однако с полной решительностью.
