Они пришли к Марте в то самое время, когда на экране телевизора красовался сержант Жак Жаннель и хорошенькая молодая брюнетка, сдерживая улыбку, расспрашивала его о биороботе.
Марта полулежала в своей инвалидной коляске, бледная, измученная болезнью. Возле коляски на ковре спали, положив мордочки на лапы, два звереныша — львенок и тигренок. Мартины темные глаза заискрились радостью, едва увидела она подругу.
— Если бы ты только знала, какая сенсация! — воскликнула она, протягивая исхудавшую руку.
Бросив взгляд на экран, Туо спросил:
— Интересно?
— Очень! Очень здорово придумано!
— Почему же придумано? — спокойно возразил Туо. — Робот, о котором идет речь, это я.
— Правда? — Марта посмотрела на него широко раскрытыми глазами. Потом — на Аниту.
— Да, — подтвердила Анита. — Этот невежда говорит именно о Туо. Только Туо никакой не робот, а человек.
— Ой, как интересно! — всплеснула ладонями Марта. Зашевелилась, словно желая встать со своей коляски. — Как хорошо, что вы пришли, я очень рада! Точно, точно, это о вас, вон и на фото — вы!
Она радовалась, как ребенок, для которого сказка неожиданно обернулась действительностью.
13
Марта, ее отец Робер Лаконтр и мать Луиза, как и рассчитывала Анита, охотно согласились спрятать у себя Туо. По вечерам, когда люди оставляли в покое зверей, Туо — или один, или с Анитой — бродил по аллеям парка, слушая голоса зверей и любуясь фосфорическим сверканьем их глаз. В темноте пылали они, как монокристаллы. Однажды Туо перелез ограду и подошел к клетке, в которой меланхолически подремывали два роскошных тигра.
— Осторожно! — ужаснулась Анита.
А он просунул руку между толстыми прутьями и погладил одного из тигров по голове. Тигр зевнул, положил голову на лапы, и Туо погладил его по шее — раз, другой, третий…
— Это ведь хищные звери! — волновалась Анита. — Разве ты не видел, не знаешь…
— А где я мог их видеть? На нашей планете зверей нет, а таких никогда и не было.
— Тигры очень опасны!
— Не бойся, Анита, я уверен: с тигром легче установить контакт, чем с Фрагом.
— Да, — задумалась Анита. — Земля переполнена злом, и оно всходит как на дрожжах.
— Это ты хорошо сказала, — глаза Туо заблестели. — По всему видно: назревает катастрофа.
— В Соединенных Штатах опубликован секретный документ «Доклад с Айрон-Маунтин[1] о возможности и нежелательности мира». Ты знаешь, что считается в нем самой страшной угрозой? Мир! Так и сказано, что если на Земле когда-нибудь восторжествует мир, человечество окажется на грани ужаснейшей катастрофы.
— Вот уж на самом деле какой-то сумасшедший сочинил этот доклад. Знаешь, Анита, я совершил прыжок через космос, чтобы ознакомиться с Археоскриптом — древнейшим документом человечества. Но на том месте, где он хранится, теперь пустыня. В этой ситуации мне не остается ничего другого, как с трибуны Организации Объединенных Наций предостеречь всех землян, чтобы человечество не скатилось в пропасть. Некоторое время буду скрываться здесь, а потом попытаюсь пробраться в Нью-Йорк. Не знаю только, где взять денег…
— Если продать твой бриллиант, хватит не только на дорогу. Ты будешь купаться в роскоши всю жизнь!
— Это, Анита, не просто бриллиант. Я не отдам его ни за какие богатства. А если погибну… Впрочем, не будем сейчас об этом. Как-нибудь я тебе все расскажу.
Анита остановилась, прижавшись к нему плечом, прошептала:
— Я боюсь, Туо, мне иногда становится так страшно, так страшно.
— А я думал, нашел себе помощницу — смелую, мужественную.
— Помощницу… Ты меня не любишь, Туо.
Он улыбнулся:
— Вот послушай, прочту тебе стихи. Все лирические сборники, которые ты мне приносила, даже нелепые, помню наизусть. «Море в твоих глазах, в сердце моем вулкан…»
Анита ифиво прижала ладонь к его губам, потому что уже успела заметить, что это ему нравится. Еле слышно прошептала:
— Ты ведь меня еще ни разу не поцеловал…
Туо растерялся. Ей стало смешно и весело, когда он опустил глаза.
— Понимаешь, Анита… У нас это совсем иначе… У нас девушки выбирают себе юношей, женщины — мужчин. Может быть, так повелось с того момента, когда люди впервые высадились на нашу планету, женщин тогда было меньше, и, естественно, все решали они. Теперь это традиция, освященная десятками тысячелетий…
