Ардагаст, слушая эти разговоры, хмурился, но поделать ничего не мог: на каждый роток не накинешь платок, а у войны свои законы. Оставалось надеяться на благоразумие Вячеслава. А ещё — на дреговицких жрецов Даждьбога, к которым Вышата уже послал весточку, и не одну.
И другие разговоры слышались у костров. Многие во время сражения видели всадника. Одни — в небе, другие — в лесу между деревьев. Был тот всадник на белом коне, сам весь в белом, волосом светел, с копьём и золотым щитом, сияющим, как солнце. Сам он не сражался, но у всех росских воинов, глядевших на него, прибывало силы и мужества. А нечисть при виде его тряслась и корчилась. Одни венеды считали его Ярилой, другие возражали: Ярила приходит только весной. Словене называли его Святовитом, но ведь Святовит-Род стар, а этот молод. Сигвульф заговорил было об Одине, но сам же вспомнил, что тот стар и одноглаз, а конь его восьминогий. Сарматы же прозвали неведомого бога Аорсбараг — Белый Всадник — и спорили, кто он — Ортагн или Михр.
Но в одном все были согласны: что светлые боги помогают их царю. Лишь Андак, Саузард и их друзья при этих разговорах хмурились и твердили, что отважным воинам-добытчикам лучше всего молиться Чёрному Всаднику — Саубарагу.
У устья Случи путь войску преградила новая засека. Она отгораживала мыс между Случью и Горынью и тянулась по льду и дальше, упираясь на востоке в обширное болото. Ратники, молчаливо стоявшие на засеке, были вооружены не лучше словен: копья, да щиты, да луки, доспехов и в помине не было. Конная дружина если и была, то пряталась за засекой. Лишь десяток всадников под синим флагом с золотым львом стоял перед росами у самого берега реки. Среди всадников выделялся воин средних лет, с широкой белокурой бородой, в красном плаще поверх панциря. Старинный круглый шлем, меч в золотых ножнах, волосы до плеч делали его похожим на сколотских царей. А рядом с ним...
С первого взгляда казалось: два медведя в штанах уселись на могучих коней и поигрывают тяжёлыми палицами. Или нет, двое ряженых в медвежьих шкурах. Только вблизи можно было разглядеть, что у одного из них действительно плечи и голову прикрывает медвежья шкура, лицо же у него человеческое, с бурой косматой бородой. Второй же до пояса был самым настоящим медведем. На первом были кафтан и штаны. Из штанин выглядывали когтистые медвежьи лапы. Второй был в штанах и сапогах. У обоих, кроме палиц, имелись ещё и длинные мечи у пояса. От их могучих фигур веяло дикой, безжалостной, нечеловеческой силой. Не могло, не должно было быть таких существ ни среди людей, ни среди зверей. Но они были — не в страшном сне, не в пьяном бреду, а наяву.
Ардагаст с первого взгляда возненавидел этих двух уродов. Сами полузвери и людей хотят сделать лесными зверями — тупыми, злобными, верящими лишь в свою жестокую силу. Шишок с Серячком знают своё место — в лесу, а у этих место где? И если не одолеть их сейчас — не в бою, боя не должно быть, — то может запустеть целый край, а он, Ардагаст, станет «достойным» наследником Сауаспа. Стараясь не глядеть на Медведичей, Зореславич обратился к всаднику в красном плаще:
— Ты ли Вячеслав, князь дреговичей?
— Я, — нелюбезно ответил тот. — А ты, сармат, кто такой и зачем пришёл? Мы твою орду сюда не звали.
— Я Ардагаст, царь росов и венедов, прислан к вам за данью Фарзоем, великим царём сарматов.
— Мы тоже венеды, но ты нам не царь, и твой Фарзой тоже. А дань тебе рогатинами... — Он замолк, услышав стук копыт по льду. К ним не спеша, важно подъехал Собеслав с дружинниками, под красным знаменем с белым орлом.
— Это нам, словенам, Ардагаст и Фарзой не цари, а не вам. Вы дань Сауаспу давали, а не мы.
— Ты-то здесь зачем, да ещё с ратью?
— Зачем? — усмехнулся в пышные усы Собеслав. — К тебе в гости. Хороший у тебя мёд — липовый с травами. А я привёз тебе дакийского вина, твоего любимого. Это если ты заплатишь дань мехами или серебром, как раньше. А если рогатинами, так их и у нас хватает, — показал князь рукой на обе рати, свою и Полянскую.
Дрегович сокрушённо покачал головой:
