Зореславичу пришлось видеть, как гиены разорвали старого и израненного тигра. Поэтому, когда обе стервятницы направились ко льву-Вышате, Ардагаст преградил им путь с мечом и чашей в руках. Одна тварь, рыло которой обожгло пламя Огненной Чаши, отскочила с истошным визгом и бросилась бежать. У самой бреши её настигла тяжёлая лапа льва, разом перебившая стервятнице хребет.
Вторая гиена бросилась на Ардагаста. Зная страшную силу зубов гиены, дробящих любые кости, царь ударил мечом прямо в раскрытую пасть. Клыки сомкнулись на лезвии, сильные передние лапы ударили Зореславича в грудь, и он упал. Чаша отлетела в сторону. Прижатого лапами твари к земле царя хранил от её когтей только чешуйчатый панцирь. Тогда царь выхватил акинак и вонзил его стервятнице в грудь, одновременно потянув на себя меч. Даже боль не могла заставить гиену разжать челюсти, и в результате её тело оказалось насаженным на акинак, вошедший в него по рукоять. Когда гиена осела смердящим трупом, Ардагаст выбрался из-под него и с трудом высвободил меч из пасти. На индийской стали отпечатались следы зубов.
Одна из клыкастых кошек с ходу бросилась на Ларишку. Царица, в этот миг наклонившаяся, чтобы достать акинак из тела медведицы, едва успела выхватить махайру, но не нанести удар. Тёмно-рыжий хищник молнией обрушился на неё, повалил на медвежью тушу. Длинные, изогнутые, как махайры, клыки впились ей в грудь. Эти костяные клинки, способные прокусить кожу слона или носорога, прорвали индийскую кольчугу, кожаную рубашку и вонзились в тело. Острые когти до тела не достали, но и под ними кольчуга затрещала.
Горящие жёлтые глаза зверя глядели прямо в глаза царицы, поднимая со дна души дикий страх. Сейчас клыки достанут до сердца — и всё... «Хотела медвежатины, убила медведицу, а теперь сама станешь пищей. Вкусная у тебя кровь!» — словно говорили эти глаза. С губ тохарки сам собой сорвался клич: «Мара!» — и это значило: «Нет, умрёшь ты!» Ларишка с силой вонзила меч между рёбер зверя и сразу достала до сердца.
Тем временем Лютица дралась со вторым клыкастым зверем-самкой. Две громадные разъярённые кошки носились по святилищу, рыча, визжа и пытаясь достать друг друга когтистыми лапами. Клыкастая хищница задела лапой чучело Масленицы так, что оно покачнулось и вдруг... обратилось молодой женщиной в шароварах, красном плаще и белой рубахе, с бледным лицом и распущенными чёрными волосами.
— Ах ты, кошка бесхвостая! На меня лапу поднимать, да ещё в мой день? Пошла вон! — В руке женщины блеснул меч.
Клыкастая кошка вся сжалась, злобно зашипела, явно растерянная. Лютица тут же бросилась на неё, повалила наземь, вцепилась когтями и клыками и рвала, пока та не перестала двигаться. Тогда львица-колдунья поднялась и, воздев передние лапы, рычанием приветствовала богиню. То же самое сделал и лев-Вышата.
Ардагаст в это время помогал Ларишке выбраться из-под убитого ею зверя и снять кольчугу. Кожаная рубашка была вся в крови, как и шерстяная под ней. Обнажившись по пояс, тохарка хотела заняться перевязкой. И тут к ним подошла темноволосая женщина и положила руку на грудь Ларишке. Сердце Ардагаста дрогнуло, когда он понял, что перед ним богиня, и какая именно. Но Ларишка доверчиво и бесстрашно глядела в лицо пришелицы. Рука Мораны была холодна как лёд, но раны на груди тохарки тут же затянулись.
— Видите, я не только убивать умею! — улыбнулась богиня.
Лютица тем временем снова занялась ранами Вышаты, совсем ослабевшего после схватки с гиеной.
А на заснеженном поле у южного подножия горы шло побоище. Звериные полчища смели бы горстку русальцев, не приди их дружине на помощь полсотни волков — зверей и оборотней. Над полем стоял непрестанный рёв, визг, вой. Животные, подгоняемые чарами стоявших наверху ведунов и дубинами леших, дорого отдавали жизнь. Словно дух смерти по полю носился Седой Волк. Быстрый и опытный, он безошибочно решал, какого зверя зарезать самому, а на какого броситься с десятком или двумя серых бойцов.
Шишок, пробравшись к опушке леса, встал там в полный рост, выворотил дубок и заорал во всё лешачье горло:
