Если верить письмам Екатерины II, то можно заключить, что императрица не особенно серьезно воспринимала такого рода природные катаклизмы. «Я очень крепко спала, – писала императрица в 1777 году. – Порыв ветра разбудил меня в пять часов. Я позвонила, и мне доложили, что вода у моего крыльца и готова залить его. Я сказала: «Если так, то отпустить часовых с внутренних дворов, а то они, пожалуй, вздумают бороться с напором воды и погубят себя». Сказано – сделано: желая узнать поближе в чем дело, я пошла в Эрмитаж. Нева представляла собой зрелище разрушения Иерусалима. По набережной, которая еще не окончена, громоздились трехмачтовые купеческие корабли. Я сказала: «Боже мой! Биржа переменила место, графу Михаилу придется устроить таможню там, где был Эрмитажный театр…» Большое окно упало на землю подле самого стола, весьма прочного, на котором десерт расставлен, ветром сорвало с него тафтяную покрышку, но десерт остался целехонек. Обедаю дома, вода сбыла, и, как вам известно, я не потонула… Но довольно о воде, поговорим о вине: погреба мои залиты водою, и бог весть, что с ними станется». Кстати сказать, кроме императорских винных погребов это наводнение затопило расположенную на берегу залива тюрьму, в которой находились около 300 заключенных. О погибших заключенных забыли очень быстро, зато появилась легенда о том, что в каземате Петропавловской крепости тогда утонула самозванка, выдававшая себя за дочь императрицы Елизаветы Петровны. И хотя госпожа Тремуйль, более известная под именем княжны Таракановой, умерла от чахотки несколькими годами раньше, романтическая история об утонувшей авантюристке пользовалась популярностью в течение многих лет.
«Столица посещена была бедствием»
Первое наводнение, которое общественное мнение восприняло как катастрофу, произошло 19 ноября 1824 года. Вот как описывает это наводнение официозная газета «Русский инвалид»: «7-го сего месяца здешняя столица посещена была бедствием… Река Нева, которой воды беспрестанно возрастали от сильного морского ветра, вышла из берегов своих в 11-м часу утра. В несколько минут большая часть города была наводнена. Ужас объял жителей. Невозможно описать все опустошения и потери. Все набережные, многие мосты и значительное число публичных и частных зданий повреждены. Убыток, понесенный здешним купечеством, весьма велик. Жители всех сословий с благородною неустрашимостью подвергали опасности жизнь свою для спасения утопающих и их имущества. Сии черты мужества, великодушия и преданности столь многочисленны, что с каждым почти днем узнаем мы новые». Стихия практически полностью уничтожила русский флот. А число жертв разные источники оценивают от 600 человек до 14 тыс.
Именно трагедия 1824 года послужила толчком к появлению пушкинского «Медного всадника» и положила начало мифу о построенном на болоте наперекор стихии городу, убивающему своих жителей. Такое принижение образа столицы не могло не вызывать недовольства властей. Составленный по горячим следам этих событий Ф. В. Булгариным и Н.И. Гречем сборник воспоминаний о наводнении был запрещен цензурой и света так и не увидел. Уж слишком плохо согласовывался с официальными отчетами, например, рассказ А. С. Грибоедова о том, как зеваки, «завлеченные сильным спиртовым запахом», начинают разбирать завал в надежде откопать что-нибудь горячительное, или же рассказ драматурга В. Мирошевского о старухе, которая, услышав о подъеме воды, закричала: «Всех молодых баб потопила бы, за их грехи Господь нас наказывает!»
Поскольку наводнения повторялись чуть ли не ежегодно, питерцы, естественно, привыкли к тому, что подвалы то и дело оказываются заполненными водой, а сложенные во дворе запасы дров могут быть унесены в открытое море. В газетных отчетах о наводнениях есть описания того, как по территории затопленного зоопарка носился перепуганный слон, а тюлень терпеливо дожидался, пока вода поднимется выше заграждения, а затем уплыл в неизвестном направлении.
Система оповещения о подъеме уровня воды действовала еще с екатерининских времен. О том, что вода начала подниматься, сигнализировали при помощи пушечных выстрелов, флагов и фонарей на башне Адмиралтейства. И после каждого наводнения горожане подсчитывали убытки и ворчали на городские власти, которые не могут изобрести способ борьбы с водой. А власти вспоминали, что во время наводнения 1824 года император Александр I сказал, что «с Божьей стихией не совладать».
