И вот Олег сидит здесь, пьет водку, ждет отчисления и вырабатывает планы тайного возвращения в лоно интерната.
На улице раздался крик.
— Кричат, — сказал Никифор.
— Дети, — добавил Олег.
Они спустились по скрипучей лестнице, рискуя переломать ноги, и выбежали из подъезда.
Крик повторился. Истошный вопль первобытного ужаса.
— Во дворе. — Понял Олег.
Студенты обогнули полумертвое здание бывшей швейной фабрики и оказались на детской площадке. В песочнице что-то хлюпало и хрустело, надвинувшаяся тьма не позволяла рассмотреть, что именно. Никифор попятился. Влажное чавканье прекратилось, студенты ощутили движение. Вынырнувшая из тучи луна осветила окровавленную тумбочку с выдвинутой шуфлядкой.
— Ко мне, — приказала тумбочка.
— Это она! — хрипло шепнул Никифор.
Луна исчезла.
— Непослушные, — ласково молвила тумбочка.
— Бежим! — Заорал Олег.
Но было уже поздно.
Воскресенье. К гнездиловской ночной Мекке шёл необычный посетитель, неумело маскирующийся в тени редких деревьев под обычного прохожего. Но этому мешал его огромный кривой нос и хромающая походка. По этой причине малочисленные уличные прохожие с «горящими с утра трубами», шарахались в стороны, принимая его за лицо кавказской национальности.
Некто неспешно отварил дверь пункта своего назначения. Его взору представилась картина: среди груды пустых бутылок лежала странная булка хлеба. «Чем только не закусывают в этой дыре», — подумал хромой. Неожиданно «закуска» повернулась и нечленораздельно прокричала: «Бутылку горелки и два огурца».
— Эй, полубатон, где хозяин? — поинтересовался «кавказец».
— А ты, собственно, чьих будешь, финская сантехника?
— Все мы дети Иеговы, уважаемый.
До смутного, пропитанного алкоголем мозга ББХБ стали доходить некие странные мысли и ассоциации. Где-то он уже видел этого кривоносого и хромого, но вышел он не из маминой спальни, и это настораживало. Вдруг он вспомнил кричащую надпись «Внимание. Розыск!».
— Мойдодыр?
— Круглый?
Дальше следует сцена банального братания, сопровождающаяся пафосом и помпезностью бросания понтов по поводу своих достижений в карьере и личной жизни.
— Ты, поди, тут уже неделю не просыхаешь, — констатировал Мойдодыр. — А на твоей территории орудуют братки из Питера или Москвы.
— Кто? Порву! Пущу на полуфабрикаты.
— Чё, не слышал про местный Бермудский треугольник в зарослях кукурузы у хлебозавода? Там уже с десяток людей пропало. Что-то, конечно, свалили на Ваську-комбайнёра, но люди поговаривают, что следаки местные — яркие представители отряда фуфломётов.
Поговаривают, что это психоделический маньяк по прозвищу Портной. Он убивает своих жертв, ради определённых частей их тела, которые являются, на его взгляд, идеальными. После он собирается произвести на свет идеального человека, собранного из 666-ти частей, который будет мессией зла, посланником Вавилона.
— Ну, и долго нам ждать второго пришествия Франкенштейна?
— Не знаю. Кроме того, оживить посланца можно лишь на местном поле в зарослях кукурузы на пятницу 13-е, в полнолуние под безбашенный mix темы Paradox группы 666 и бессмертного хита Утёсова: «Сердце, тебе не хочется покоя…». Кстати, по данным из неформальных источников имеется приблизительный фоторобот, собранный на основании данных о пропавших частях тела. И уж больно этот робот смахивает на Киркорова.
Далее следует некий бессмысленный диалог с редкими проблесками здравого смысла. Передать всю познавательную сущность дальнейшей беседы не представляется возможным, да и в лом как-то набирать ночью всякий бред.
Операция «Хрусталь»
(период демонического становления)
С малых лет Грипперс-Трипперс был ярым поклонником группы 666. За свою скромную жизнь он скопил немало постеров и фотографий кумиров.
Часто, коротая вечер на лавочке в компании соседских старушек, сетующих на малый размер пенсии, он вспоминал свой день рождения на который ему подарили первый альбом трёх шестёрок. И в радужных воспоминаниях он забывал о том, что ему нужно собрать ещё 666 бутылок из-под пива, чтобы попасть на концерт любимой группы. По грипперс-трипперсным меркам ему было давно уже за шестьдесят, но пенсии он не получал потому, что все документы были утеряны, при эвакуации после чернобыльской катастрофы. Каждый раз, когда он вспоминал это, по щеке у него скатывалась скупая мужская слеза: в памяти всплывал отчий дом с живописнейшим видом на четвёртый энергоблок.
